Шрифт:
Закладка:
– Каким он вам показался?
– Великолепным. Божественным. Знаете, один из папиных друзей подарил мне сборник греческих мифов, я обожала эту книгу, и в тот вечер в нашу гостиную словно вошел Ахилл, тот самый, настоящий Ахилл. Aristos achaiōn.
– Величайший из греков, – машинально, как на экзамене, добавляю я.
– Brava. Конечно, вы же античница, – замечает Роза. – Я ищу в интернете информацию обо всех, с кем собираюсь встретиться, – точнее, информацию ищет Фрида, потом пересказывает мне самое интересное. Кстати, а какой колледж?
– Сент-Джилберт.
– Прекрасно! Ланкастер-Холл. – Роза тычет себя пальцем в грудь. – Его, конечно, больше не существует. Итак, Акилле. После того дня я не раз спрашивала себя, знал ли он, какое впечатление производит на людей. Я бы даже заподозрила Акилле в желании устроить театральный выход, но это сомнительно. По тому, что я о нем слышала, он кажется человеком, который всегда был собой, он просто не мог иначе. И неважно, что иногда он ставил людей в неловкое положение.
– Может, ему хотелось поставить людей в неловкое положение, – предполагаю я.
Роза смеется:
– Очень может быть.
– К тому моменту, как появился Акилле, бабушка уже была на вечеринке? Вы не помните?
– Да, она там уже была. Вы знаете, дальше все немножко расплывчато, потому что та вечеринка стала некоей жизненной вехой. Особенно для отца и для Риты, вашей бабушки. И уж точно для всех, кому Акилле был дорог. Поэтому я не всегда могу отделить то, что я, восьмилетняя, увидела и поняла в тот вечер, от того, что услышала потом. Но Рита точно уже пришла на вечеринку. Со своим молодым человеком.
– Да? У нее был парень?
– Был. Один из поэтов, которых опекал мой отец. Очень талантливый, очень серьезный. Его звали… Роберто, да, Роберто Борсетти. Потому, собственно, Рита там и оказалась – она пришла с этим Роберто. Но домой ушла с Акилле.
– Вот это да.
– Вас это удивляет? – спрашивает Роза.
– Нет-нет. Но моя бабушка всегда была такой правильной. Представить себе не могу, чтобы она отшила своего парня и сбежала с другим.
– Ну, в нашем кругу не придавали буржуазной морали особого значения. Боже мой! Рита была молода, Акилле был молод… Думаю, многие собравшиеся с удовольствием ушли бы с ним, будь у них такая возможность. Но им такого шанса не выпало, потому что Акилле хотел Риту, а она захотела его. Мне кажется, стоило папе их познакомить – вряд ли он тогда понимал, что делает, хотя и любил приписывать себе эту заслугу, – как прочие гости перестали для них существовать. Это было совершенно очевидно. Бедный Роберто, по-моему, даже не протестовал, хотя он в тот вечер, надо сказать, хорошо набрался и подкатывал к Анне Маньяни. Но и тут его ждала неудача.
Ну-ну, думаю я. Естественно.
Следующие полчаса Роза в подробностях, насколько она их помнила, рассказывает о вечеринке: кто и с кем пришел, подслушанные разговоры, спор, который разгорелся между каким-то поэтом и каким-то критиком насчет заслуг русского футуризма. («Насколько я помню, разнимала их Ингрид Бергман».) А в центре всего – бабушка и Акилле: склонив головы друг к другу, о чем-то сосредоточенно переговариваются в углу, а потом, взявшись за руки и ни с кем не прощаясь, убегают в ночь.
– Я за ними подсматривала, – откровенно признается Роза. – Маленькая была, не все понимала, но любовные романы читала во множестве – папа, сами понимаете, не прятал от меня книги – и сообразила, что происходит у меня на глазах. Я была в восторге!
– Акилле в тот вечер пришел к вам в первый раз? – спрашиваю я.
– В первый и последний. Это была не совсем его стихия. Он почти все время проводил с ребятами из своей команды, а остальное – с вашей бабушкой. И ничего другого не хотел. Он не рвался дружить с моим отцом. – Роза смеется. – А папа, конечно, пытался сделаться его другом. Он был настоящая наседка, любил собирать людей вокруг себя, стремился дать им все, в чем они нуждались, но с Акилле у него ничего не вышло. Не потому что Акилле был холодным или грубым, вовсе нет, он просто не хотел отвлекаться от дела и не видел смысла тратить время на тусовки. «Скудерия Гвельфа» была революционным проектом, и рулил им Акилле, извините за каламбур. Отец вкладывал в проект деньги, но Акилле вкладывал душу. Вот почему после его гибели команда распалась.
– А что случилось с… ну, имуществом? С машинами, снаряжением, со всем остальным?
– Отец все продал. Он не стремился вернуть каждый потраченный грош. Просто отправил все это добро на аукцион, даже машину, которую собрали специально для заезда Акилле на «Формуле-1». Думаю, она теперь где-нибудь за океаном. Гараж они арендовали, так что с ним проблем не возникло. Но папа собирался устроить под Ромитуццо настоящее автохозяйство, с треками и всем прочим. По-моему, они как раз ждали разрешение на строительство – в Италии это дело серьезное, много бюрократии, – но отец все бросил. Просто не захотел больше заниматься этим проектом.
– А может… – начинаю было я, но Роза, кажется, читает мои мысли, поскольку она качает головой:
– Боюсь, я ничего не смогу вам показать. Отец до самой смерти оставался радикальным политическим активистом. Мы держим его архив в строгой тайне, иначе многие окажутся под ударом.
Черт.
– Понимаю. Но в любом случае огромное вам спасибо за все, особенно за список гостей и меню.
– Жаль, что я больше ничем не могу вам помочь. К тому же, боюсь, мне пора закругляться. Фрида вот-вот погонит меня на очередную встречу. Пока я не ушла: у вас остались вопросы, на которые я могу ответить?
– Да, если вы не против. Может быть, бабушка общалась с кем-то из вашей семьи уже после смерти Акилле?
– В какой-то степени, – улыбается Роза. – Понимаете, они с Акилле были похожи. Оба самодостаточные. Ваша бабушка поддерживала отношения с папой, и я знаю, что порой, когда она бывала во Флоренции, они встречались за кофе. Но не дома, а здесь, в издательстве. Вряд ли Рита бывала у нас в гостях, хотя папа наверняка приглашал. Может быть, наш дом вызывал у нее горькие чувства. Но я уверена, что у Риты были во Флоренции друзья. А может, вы уже нашли кого-то из них?
– Вроде того.
– Что значит «вроде того»?
Я вздыхаю.
– Бабушка часто привозила меня сюда, но я была еще маленькой, а она, как вы
