Предложение Марко начинает казаться мне очень соблазнительным. Если я на несколько дней исчезну с радаров Дункана, то хоть нервы отдохнут.

– И кондиционер у тебя лучше, чем у меня, – говорю я.

– Ну вот видишь. И вайфай тоже быстрее. Ну как, договорились?

Я пожимаю руку Марко:

– Договорились.

– Отлично. Господи, гора с плеч. – Судя по выражению лица, Марко и правда полегчало. Он улыбается мне, смотрит на меня так, как будто я что-то значу. Как будто я что-то значу для него.

В душе прорастает горячая надежда, противиться которой невозможно. Может, отпустить себя? Позволить себе расслабиться, разрешить себе просто любить этого мужчину, который, кажется, любит меня?

Может быть, все будет хорошо?

26

Тори

Флорентийский офис «Пьерфранческо Леньи Эдиторе» находится в Риферди, жилом квартале в северной части Флоренции, в доме, построенном в девятнадцатом веке. Внутри меня ждут поблекшая элегантность, старая, но добротная мебель, там и сям картины маслом. Если бы не зеленые жалюзи и терракотовые плитки на полу, можно было бы вообразить себя в каком-нибудь родовом гнезде в Кингсбридже или Сент-Джеймсе. Фрида Гаттолини – одетая в многослойный льняной наряд женщина лет шестидесяти, в экстравагантных очках, светлые с проседью волосы уложены в прическу-дикобраз. Фрида провожает меня в маленькую приемную, уставленную книжными стеллажами.

– Присаживайтесь. – Она указывает на низенький, удобный на вид диван. – Хотите кофе? Или, может быть, вы привыкли к чаю?

– Нет, спасибо, ничего не нужно. – Я приехала в Риферди гораздо раньше, чем требовалось, и уже успела выпить две чашки кофе в баре на углу.

– Доктор Леньи выйдет к вам, как только у нее закончится встреча. Если вам что-нибудь понадобится, просто скажите мне. – И Фрида с улыбкой удаляется, закрыв за собой дверь.

Достав планшет, я быстро просматриваю вопросы, которые для себя набросала, хотя и так уже выучила их наизусть. Ожидая этого интервью, я странно нервничаю. Не столько потому, что Роза Леньи – живая ниточка, которая могла бы связать меня с Акилле напрямую, сколько потому, что она из числа по-настоящему впечатляющих людей. Оксфордские степени по философии, политологии и экономике, кембриджская магистерская – по философии, а темой докторской, которую она писала в Сорбонне, был какой-то малопонятный аспект марксизма. И она опубликовала невероятно много книг с названиями вроде «На пути к обновленной теории перманентной революции» и «Голод, секс и смерть: образы борьбы и проблемы социалистического искусства».

Одним словом, интереснейший человек.

Я откладываю планшет и оглядываюсь в поисках чего-нибудь интересного, чтобы не рассматривать окружающие меня толстые тома в красных обложках, большей частью наверняка принадлежащие перу самой Розы. Мое внимание привлекает фотография, висящая на дальней стене, я встаю и подхожу взглянуть поближе. Черно-белый снимок, похоже, сделан в каком-то изысканном холле, может быть, в лобби отеля – мрамор, колонны и пальмы в горшках. Слева в кадре высокий худощавый человек в очках и с буйной шевелюрой, в котором я узнаю Пьерфранческо Леньи. Он снисходительно взирает на тощую девочку лет тринадцати-четырнадцати – вероятно, Розу, – которая держит речь перед нечесаным бородатым типом в полевой форме и рубахе, расстегнутой до пупа. Девочка назидательно потрясает пальцем прямо у него перед носом, бородач же, явно позабавленный, подносит сигару к губам. О господи. Че Гевара.

– Миссис Макнейл? – отчетливо произносит голос у меня за спиной.

Я оборачиваюсь. Передо мной стоит, опираясь на трость, маленькая полная женщина. Растрепанный седой пучок, просторная кофта в цветочек, бесформенная юбка, ортопедические сандалии. Безобидная бабуля из детской книжки.

– Прошу прощения за задержку. – У Розы Леньи классический выговор оксфордского профессора, совсем непохожий на английский Марко и Кьяры, говорящих с еле уловимым американским акцентом. – Боюсь, у меня неважные отношения со временем. Назначаю слишком много встреч, а потом еле на них успеваю. Фрида старается держать меня в рамках, но это, конечно, едва ли возможно. Садитесь, садитесь, устраивайтесь поудобнее. Не топчитесь там, прошу вас.

Я послушно сажусь в первое подвернувшееся кресло, Роза устраивается на кушетке.

– Спасибо, что нашли для меня время, – начинаю я.

– Ну что вы, что вы. Я люблю рассказывать об отце. Да, пока мы не начали: у меня для вас кое-что есть, найти бы только. – И Роза принимается рыться в обширной кожаной сумке. – А, вот. – Она протягивает мне слегка помятый конверт формата А4. В конверте обнаруживаются два листа тонкой бумаги, на которых что-то напечатано.

– Это меню вечеринки, – поясняет Роза. – Той самой, на которой ваша бабушка познакомилась с Акилле. А это – список гостей. Возможно, некоторые имена вам знакомы.

– Вот это да. – Даже по тем именам, которые я узнаю сразу – Роберто Росселлини, Федерико Феллини, Анна Маньяни, – я догадываюсь, что вечеринка была не простой. – Вас, наверное, там не было?

– Была, была. Папа относился к воспитанию детей довольно либерально. Мама умерла, когда я родилась, и меня вырастил отец. Он всегда брал меня с собой, и я делала что хотела. Доказательство вы уже видели. – Роза кивает на ту фотографию на дальней стене. – Боюсь, иногда я бывала изрядной занозой.

– Я уверена, что нет, – вставляю я, но выходит как-то неубедительно.

– А я более чем уверена, что да, но это был бесценный опыт. К сожалению, мои собственные дети выросли ужасными обывателями – ни тебе посиделок за полночь, ни разговоров о политике. Как бы то ни было, я присутствовала на той вечеринке, хотя мне было всего восемь лет – нет, девять, – так что попытаюсь вспомнить все, что смогу.

– Вы не против, если я включу диктофон?

– Нет, разумеется. Делайте все, что вам необходимо. – Роза наблюдает, как я ищу нужную функцию в телефоне, а потом пристраиваю телефон на подлокотнике кресла, микрофоном к ней. – Включился?

– Да.

Роза качает головой:

– Они просто чудо, эти телефоны. Итак. Я уже упомянула, что была очень юной, когда отец устроил эту вечеринку. Я посидела с гостями, а потом отправилась спать, хотя меня никто не заставлял. Но кое-какие моменты я запомнила, и один из них – появление Акилле.

– Он действительно настолько впечатлял? – спрашиваю я.

– Я бы сказала, что да. – Роза улыбается. – В кругу моего отца вращались люди серьезные, мастера своего дела – писатели, художники, актеры, музыканты. На публике они бывали очень яркими, но зачастую оказывались изрядными интровертами и смотрели на наш дом как на безопасную гавань. И вот, значит, все эти люди вокруг, стоят, сидят, сбиваются в группки, ведут эти потрясающе пылкие дискуссии. И тут появляется Акилле… Как бы мне его описать? Явился он с опозданием, наверное, часа на два, и прямо из гаража