Шатер был освещен мягким светом лампад. В центре стоял длинный стол, на котором стояли блюда с едой и фруктами. Живот тут же свело голодной судорогой, а рот наполнился слюной.

Гоушен зашел за ней и опустил полог.

— Почему ты привел меня сюда? Где моя госпожа? С ней все в порядке? — затараторила девушка. — Пожалуйста, скажи мне…

Но Гоушен в ответ на это сделал вдруг «страшные» глаза и приложил палец к губам и кивнул в сторону. Проследив за направлением его взгляда, Мейлин увидела человеческую тень с той стороны шатра. За ними следят? Подслушивают? Но зачем?

— Как ты смеешь о чем-то меня спрашивать?! — вдруг рявкнул Гоушен, а сам при этом сложил руки перед собой в молитвенном жесте и состроил умилительное лицо, словно просил прощения. — Не задавай вопросов, женщина. Мне тебя подарили. И я буду делать с тобой все, что захочу!

Мужчина покрутил рукой в воздухе, словно говорил: «Давай же!», а потом изобразил как будто ему стало плохо.

«Он хочет, чтобы я ему подыграла?»

— О нет! Как так?! — вскрикнула Мейлин, стараясь вложить в голос как можно больше отчаяния и страха. — Прощу, пощадите… меня…

Гоушен перенес руку к животу, и она попыталась понять, что же он показывает.

— Меня… тошнит?

Гоушен затряс головой и обхватил свою шею руками.

— Меня… Душит?

Гоушен вытаращился на нее:

— Что ты несешь, презренная? — нарочито грубым голосом вопросил он.

— Простите, господин, от страха перед вами, должно быть, повредился разум…

Гоушен сделал вид, что думает, затем подошел к столу и, взяв что-то, бросил Мейлин, словно подачку. Сам же, проходя мимо нее, незаметно сунул ей в руку кусок мяса. Мейлин сделала вид, что подняла это с пола, и жадно вцепилась в него зубами, чувствуя, как голодные судороги наконец отпускают желудок.

— Ешь-ешь… — хмыкнул Гоушен, — тебя сегодня ждет длинная ночь.

Девушка краем глаза заметила, как тень за шатром двинулась и исчезла.

Гоушен подошел ближе и присел рядом с ней.

— Прости, — теперь его голос был совсем другим. — Хозяин сказал, что казнь тебе отменили с условием, что все будут думать, что я над тобой издеваюсь.

Он вжал голову в плечи, словно боялся, что Мейлин отвесит ему подзатыльник.

— А Её Высочество? Как она? — сейчас это было главное, что ее интересовало.

Гоушен вздохнул и посмотрел на Мейлин с сожалением.

— Ее Высочество обвинили в отравлении императора и заточили в темницу.

— Что? — Мейлин ахнула, но Гоушен тут же зажал ей рот ладонью и, вытянув шею, стал озираться.

— Тише, за нами все еще следят, — шепнул он. — Не переживай, мой господин не допустит, чтобы с твоей принцессой что-то случилось. Ой, прости… — Он резко одернул ладонь, поняв, что без спроса трогал девушку. А затем вдруг улыбнулся: — Неделю теперь эту руку мыть не буду, — и он заразительно улыбнулся.

Мейлин не слишком доверяла Вей Луну, а странному Гоушену и подавно, но похоже сейчас, эти двое был единственными, кто мог хоть как-то помочь принцессе Лю Луань и ей самой.

— У тебя все руки в синяках, — помрачнел Гоушен, указывая на ее запястья. Когда стражники тащили Мейлин в темницу, они особенно не церемонились. — У меня с собой заживляющая мазь есть, хочешь, я помажу?

И он вытащил из кармана бутылек. Мэйлин осторожно взяла лекарство дрожащими пальцами. Благодарность смешалась с опаской, и она не нашла ничего лучше, кроме как сказать прямо:

— Я знаю, что тебя не было в списках дворцовых слуг. Ты проник во дворец незаконно.

Она открыла мазь и осторожно начала наносить на синяки.

— Можно я помогу?

Он снова ей улыбнулся, и на левой щеке у него появилась ямочка.

Странно, раньше она ее не замечала. Но еще более странно было принимать чужую заботу. Она не привыкла к такому, особенно от человека, которого едва знала. От мужчины. По коже ползли мурашки, а сердце то и дело пропускало удары. Что же это с ней?

С той стороны от шатра снова мелькнула чья-то тень.

— Ну что, готова устроить спектакль? — хихикнул Гоушен.

Если это поможет ей спасти ее госпожу, то Мейлин готова устроить тысячу спектаклей.

— Что нужно делать?

— О, нужны крики. Стоны. И удары. Много ударов! — с коварным видом произнес он.

* * *

Почти всю ночь со стороны шатра раздавались истошные женские вопли, глухие удары и снова вопли. Весь императорский дворец содрогался, представляя себе творимые с несчастной жертвой ужасы.

А Мейлин вся вспотела, пока кричала, прерываясь только на то, чтобы попить или что-нибудь съесть. Раз за разом она, крича от натуги, била то палкой, то плетью, то просто брала в руки стул и обрушивала его на тахту.

— Может быть, ты сам уже? — спросила, когда окончательно выбилась из сил.

Вначале этот полоумный предложил ей бить его, но она наотрез отказалась. А если она этого малахольного пришибет? Как потом ей объясняться?

— Разве пристало мужчине замахиваться палкой в присутствии женщины? — замотал головой нахал. — И потом, ты такая красивая, когда растрепанная. Настоящая демоница.

— Да я сейчас тебе… — разозлилась Мейлин. Что она там говорила о том, что не будет его бить? Да этого наглеца просто невозможно выносить!

Гоушен быстро поднял руки, как будто сдаваясь, и рассмеялся.

— Ладно-ладно, не кипятись! Это ведь комплимент. Но если хочешь, то можешь меня побить. Если тебе станет легче.

Вздохнув, девушка отпустила руку и тяжело дыша села на край тахты. Утерла пот со лба, посмотрела на свои руки, покрытые синяками и мелкими ссадинами. Благодаря лекарству они больше не болели, но кто смажет руки принцессе Лю Луань?

— Не станет, — прошептала она, сжимая кулаки и стараясь подавить слёзы. Сейчас не время быть слабой.

Гоушен посмотрел на неё с пониманием.

— Ты очень переживаешь за неё, да? — спросил он тихо.

Мейлин кивнула, боясь, что если сейчас начнет говорить, то голос ее будет дрожать.

— А что, если… — мужчина вдруг хитро посмотрел на нее и снова улыбнулся так, что появилась ямочка. — А что, если я помогу тебе с ней увидеться?

Глава 29

Меня толкнули вперед, я споткнулась, но удержалась на ногах. Тогда стража ударила под колени. Кандалы на руках и ногах, в которые меня заковали перед тем, как забрать из клетки, громко звякнули, когда я упала на пол.

— Оставьте нас, — приказала Лю Ифей, ее голос дрогнул, но она высоко вскинула голову.

Стражники и придворные не посмели ослушаться, поклонились и быстро ушли. Вей Луна среди них не было.

Почему нельзя было сначала