Шрифт:
Закладка:
— Вот за это и выпьем! — Молли чокнулась своим бокалом о бокал Кейт. — Ну, ты в порядке?
— Да, все хорошо.
Впервые за последние годы она искренне ответила на подобный вопрос. Маркус все еще не прислал ей фотографии кольца шамплеве, и она не знала, когда снова увидит его и будут ли они вообще встречаться. Но в ней появились уверенность и силы, словно она вышла из дома после бури, что пронеслась над головой, и зашагала по свежей, сырой траве.
Телефон Кейт подал звуковой сигнал, она достала его, решив вовсе отключить, но увидела имя «Маркус». Он что, читает ее мысли?
— Извини! Сообщение.
— Никаких телефонов за столом, — подала голос Эмма, помахав тетушке ломтиком жареной картошки.
— Это от него, да? — всполошилась Молли. — Посмотри, как ты покраснела!
— Не выдумывай, — пробурчала Кейт, открывая сообщение.
Здесь просто безумие. Прости, что никак не созвонимся. Послал детальные фотографии кольца. Обрати внимание на последнюю. Скучаю. Целую.
Чипсайд, Лондон, весна 1665 г.
Аврелия вздрогнула от стука в дверь. Они с матерью готовили на кухне традиционные угощения ко дню святителя Николая, но гостей — соседей и любимого Джейкоба — они ожидали лишь вечером на закате. И едва ли это были покупатели, так как все папины клиенты знали, что он со своим учеником отправился по профессиональным делам в Амстердам и Париж. И все же порой наведывались разодетые в шелка и надутые от собственной важности вельможи или купцы, но Аврелия терпеливо объясняла, что им придется подождать, пока не вернется отец.
— Нет, милорд, я не знаю, где папа хранит свой товар, — отвечала она, скрещивая пальцы за спиной.
Стук становился все громче, и Аврелия сказала матери:
— Пойду посмотрю, кто там.
Она поспешила по узкому коридору в прихожую и, отворив дверь, обнаружила на пороге Дирка Дженка — папиного ученика.
— Мистер Дженк! Так вы же еще должны быть с папой в Амстердаме?
— Аврелия, извините за вторжение…
Румяное лицо ученика вмиг побледнело, когда он увидел, что к ним идет хозяйка дома, поглаживая выпирающий под фартуком живот.
— Что здесь за шум… Мистер Дженк! Что вы здесь..? Ох! — женщина зашаталась.
Аврелия и Дженк бросились к ней, чтобы поддержать. Вместе они проводили хозяйку в гостиную и усадили в кресло.
Повисло молчание.
По тому, как Дженк поджал губы и отводил взгляд, Аврелия догадалась о новостях, которые он принес, но даже не мог выговорить.
— Когда? — спросила мама сиплым голосом.
— Чуть больше двух недель, — ответил Дженк еле слышно. — Он заболел лихорадкой. Все случилось так неожиданно. — он указал на стул: — Могу я..?
— Конечно, — ответила Аврелия, словно в забытьи.
— Мне жаль, — срывающимся голосом продолжил ученик. — Он постоянно говорил о вас. С таким нетерпением ждал, когда родится ребенок и он сможет его увидеть.
Ученик замотал головой, словно не хотел верить, что его наставник мертв.
— Я принес вам вот это, — Дженк расстегнул свой ранец, достал свиток и конверт и передал их матери Аврелии.
Мама развернула свиток. Документ был на голландском языке, но Аврелия узнала официальную печать Гильдии амстердамских ювелиров и прочла имя отца. В конверте было сопроводительное письмо на английском языке от золотых дел мастера де Йонга. В нем говорилось, что гильдия рекомендует папу — признанного мастером-ювелиром — к принятию его в ряды лондонской гильдии золотых дел мастеров.
Мать, прикрыв рот рукой, еле сдерживала рыдания, в то время как Аврелию на краткое мгновение охватил восторг. Наконец-то ее отец — лучший ювелир Лондона — официально был бы признан мастером. Но как только пришло осознание, что это уже не имеет никакого значения, восторг испарился и в груди образовалась тяжесть.
Папа умер. Его восхитительные работы — золотые ожерелья и кольца — никогда не обретут клейма мастера и законной пробы. Его изделия, зарытые в подвале, так и останутся безымянными.
Мама, закрыв лицо руками, горько плакала. Мистер Дженк посмотрел на Аврелию и снова запустил руку в свой ранец.
— Он просил меня, чтобы я передал вам вот это, — сказал он, доставая маленький кожаный мешочек.
С тяжелым сердцем Аврелия взяла мешочек, развязала тесемочки и вытряхнула содержимое на ладонь — кольцо шамплеве, украшенное чистейшим алмазом плоской огранки.
— Он сказал, что это на вашу свадьбу, — мрачно произнес мистер Дженк. — Называл его своим шедевром.
Эсси
Лондон, 1912 г.
— Есть что-нибудь еще? — спросил мистер Лоуренс, хмуря брови, словно силился принять трудное решение.
Напротив него стояли Эсси и Герти, они появились в мастерской ювелира мокрые, дрожащие то ли от холода, то ли от страха. Они принесли ему ювелирную пуговицу, которую Фредди подарил Герти несколько месяцев назад.
Эсси судорожно сглотнула и достала из кармана черно-белое кольцо с бриллиантом, что передал ей Эдвард.
Мистер Лоуренс, взяв кольцо, поднял его к свету и покрутил между указательным и большим пальцами. Лицо ювелира просияло. Камень сверкал на свету, и мистер Лоуренс достал лупу, чтобы рассмотреть бриллиант.
— Изумительно! Чистейшей воды. Должно быть, карата четыре.
Герти и Эсси с надеждой переглянулись.
— Какая изысканная огранка, — продолжал восхищаться мистер Лоуренс. — Видите вот эти углы? Они высечены специальным гравером.
Растерянный вид девушек заставил ювелира пуститься в пояснения:
— Гравер — это такое крошечное зубило. Когда камень уже установлен на свое место, таким зубилом добиваются дополнительного блеска. На этом камне высечены грани под совсем незначительным углом.
Для наглядности мистер Лоуренс взял карандаш и указал, где проходят дополнительные грани на бриллианте.
— А вот это действительно великолепно, — продолжал ювелир, рассматривая теперь цветки и соцветия, выполненные черной эмалью на внешней стороне кольца.
— Это техника шамплеве. Видите, как переплетаются анютины глазки и незабудки на белой основе. Любовь и смерть. Интересно, изначально это кольцо задумывалось как обручальное или по случаю траура?
Кольцо купалось в лучах света, пробивающихся сквозь витрину ломбарда. Когда мистер Лоуренс поворачивал его, рассматривая со всех сторон, казалось, что черные цветы растекаются, как капли чернил, попавшие в воду.
