— Эта страна мертва, как сама страна смерти!

— Не говори так! — резко прервал маг. Некоторое время он шел широким размашистым шагом, потом добавил уже другим тоном: — Погляди на эту землю. Посмотри вокруг. Это твое королевство, королевство жизни. Это твое бессмертие. Посмотри на холмы, смертные холмы. Им не стоять здесь вечно. И этим холмам, поросшим живой травой, и потокам бегущей живой воды… Во всем этом мире, во всех мирах, во всей безмерной огромности времени нет больше ни одного потока, похожего на этот, который пробивается на свет из земных глубин, где его не может видеть ни один глаз, и который бежит сейчас, освещенный солнцем, чтобы кануть в темной морской пучине. Глубоки истоки бытия, глубже жизни, глубже самой смерти…

Он остановился, а в его глазах, смотревших и на Аррена, и на залитые солнечным светом холмы, и на небо, была огромная, невыразимая словами, горестная любовь. И Аррен, выдержав этот взгляд впервые за все время, что знал его, увидел мага во весь рост и понял его.

— Я не могу выразить то, что я хочу сказать, — беспомощно произнес Гед.

Но Аррен думал о том первом часе в Фонтанном Дворе, о человеке, который преклонил колени возле бегущих струй фонтана; и радость, такая же чистая, как та припомнившаяся ему вода, хлынула в нем внезапно пробившимся родником. Он посмотрел на своего спутника и сказал ему:

— Я отдаю свою любовь тому, кто достоин любви. Разве это само по себе не королевство, не источник, который никогда не иссякнет?

— Да, мальчик, — нежно сказал ему Гед; нежно, но с болью.

Они пошли дальше, снова в молчании. Но теперь Аррен смотрел на мир как бы глазами своего спутника и видел то живое величие, которое открывалось им в безмолвной, пустынной стране, словно застывшей во власти колдовских чар, превосходивших любые другие; он всматривался в каждую былинку колеблемой ветром травы, в каждую трепещущую тень, в каждый камешек. Так человек, остановившийся в любимом, заботливо взлелеянном месте перед далеким странствием, из которого не чает возвратиться, видит все это другими глазами: такое настоящее, дорогое и прекрасное, каким никогда не видел его прежде и никогда уже не увидит снова.

Когда спустился вечер, с запада потянулись одна за другой вереницы облаков, которые нес морской ветер; озаренные заходящим солнцем, они пылали огненным красным заревом. Собирая в этом красном свете хворост для костра в долине ручейка, Аррен случайно глянул вверх и увидел человека, стоящего на расстоянии менее десяти футов. Лицо его было смутным и странным, но Аррен его узнал. Это был Лорбанерийский Красильщик, Собри, погибший у острова Обехол.

Позади Собри стояли люди, все с печальными лицами и широко раскрытыми, неподвижно глядящими куда-то глазами. Они, похоже, что-то говорили, но Аррен не мог расслышать их слов, улавливая лишь шелестящий шепот, относимый вдаль западным ветром. И некоторые из них медленно, очень медленно приближались к Аррену.

Он стоял, глядя то на них, то на Собри; а потом повернулся спиной, снова склонился к земле и взял еще одну сухую ветку, хотя руки у него дрожали. Он добавил к собранному хворосту эту ветку, потом еще одну и еще… Потом выпрямился и глянул назад. В лощинке никого не было, и лишь красный свет заката по-прежнему пылал на траве. Аррен вернулся к Геду, сложил наземь вязанку топлива для костра, но не стал рассказывать о том, что видел.

Всю ту ночь, которую они провели в сырой мглистой тьме пустынной страны, где, похоже, не было ни одной живой души, Аррен то и дело просыпался от тяжелого сна и слышал вокруг призрачный шепот душ умерших. Он ожесточал свою волю, заставляя себя не слушать и не слышать их, засыпал и снова просыпался.

Проснулись они с Гедом поздно, когда солнце стояло над вершинами холмов, вырвавшись наконец из тумана, и чуть согревало застывшие руки. Не успели они покончить со своей скудной утренней трапезой, как появился дракон и закружил над ними. Из драконьей пасти вылетали струи огня, из красных ноздрей — дым с огненными искрами, и в этом огненном зареве его зубы сверкали, как кинжалы из слоновой кости. Но он ничего не сказал, хотя Гед приветствовал его, выкрикнув какие-то слова на драконьем языке. И Аррен понял, что значили эти слова.

— Ты нашел его, Орм Эмбар?

Дракон откинул назад свою голову и, выгнув тело странной дугой, принялся как бы скрести по воздуху своими острыми как бритвы когтями. Затем он быстро отлетел в сторону, к западу, оглянулся на них и отлетел еще дальше. Гед схватил свой жезл и ударил им по земле.

— Он не может говорить, — сказал он. — Слова Творения изъяты из него, и он остался немым, как удав, как бессловесный червь. Его мудрость онемела. Тем не менее он может нас вести, и мы последуем за ним!

Забросив за спины легкие мешки, они стремительно зашагали на запад по холмам, туда, куда медленно летел Орм Эмбар.

Они прошли восемь миль, а то и больше, ни разу не сбавив темп, который взяли сначала. Теперь с обеих сторон они видели море, шагая по длинному, круто уходящему вниз скалистому гребню; наконец они очутились в сухих камышах, растущих вдоль петляющего русла ручья, и вышли на выгнувшийся дугой песчаный пляж, отливавший цветом слоновой кости. Это была западная оконечность острова Селидор, самая западная суша — конец земли.

Опустившись на этот песок цвета слоновой кости, Орм Эмбар припал к нему, как разъяренный кот, низко опустив голову и выдыхая струи огня. На некотором расстоянии от него, между ним и бурунами, разбивавшимися о длинные, низкие камни, виднелась не то хижина, не то шалаш, белый, будто выстроенный из обесцвеченного временем морского плавника. Но откуда мог быть плавник на этом берегу, обращенном к океану в ту сторону, где нет никакой земли? Когда они подошли ближе, Аррен увидел, что ветхие, полуразвалившиеся стены сложены из огромных костей. Китовые кости, подумал он сначала, но потом разглядел белые треугольники, заканчивающиеся клинками, похожими на кинжалы, и понял, что это были кости дракона.

Они подошли к самой постройке. Залитая солнцем гладь моря мерцала сквозь щели между костями. Верхняя перекладина дверного проема была из бедренной кости длиной не менее рослого мужчины. На ней был водружен человеческий череп, который смотрел пустыми глазницами на холмы Селидора.

Они остановились, и, пока разглядывали череп, из дверного проема появился человек, одетый