сказал, теряется в дымке бурбона. Как и все, что произошло после этого, поэтому я вздрагиваю, когда до меня доносится запах чего-то готовящегося, поднимающийся снизу.

Кто-то еще здесь.

Я вскакиваю с кровати, случайно пнув мусорное ведро, оставленное рядом, и ковыляю из спальни, мое тело одеревенело и болит. В коридоре запахи кухни сильнее, узнаваемее. Кофе и бекон. Наверху лестницы я окликаю того, кто на кухне.

– Привет? – говорю я хриплым голосом от неуверенности и убийственного похмелья.

– Доброе утро, соня. Я думал, ты никогда не проснешься.

Голос Буна вызывает еще одну вспышку воспоминаний. Он подходит к двери вскоре после того, как Том ушел. Я пытаюсь ответить, но не уверена, кто он, а он уже внутри, хотя я почти уверена, что не открывала дверь.

– Ты был здесь всю ночь?

– Конечно, да, – говорит Бун.

Его ответ только вызывает новые вопросы. Как? Почему? Что мы делали всю ночь? Хотя осознание того, что я все еще в тех же джинсах и толстовке, что были вчера на мне, говорит о том, что между нами ничего не было.

– Я, ммм, сейчас спущусь, – говорю я, прежде чем поспешить обратно в спальню. Там я смотрю в зеркало над комодом. Отражение, смотрящее на меня, вызывает тревогу. С красными глазами и взлохмаченными волосами я выгляжу как женщина, все еще не оправившаяся от слишком большого количества алкоголя накануне вечером. А я именно такая.

Следующие пять минут я с большим трудом приводила себя в порядок в ванной. Я установила, должно быть, рекорд самого быстрого в мире принятия душа, за которым следует необходимая чистка зубов и волос. Одно полоскание рта жидкостью для обработки рта и переодевание в другую, менее вонючую, пару джинсов и толстовку, и вот я уже выгляжу презентабельно.

По большей части.

Положительным моментом этой активности является то, что она заставила меня забыть, какое у меня на самом деле похмелье. Недостатком является то, что все это быстро возвращается, как только я пытаюсь спуститься по ступенькам. Глядя вниз по крутому склону лестницы, у меня так кружится голова, что я думаю, что меня стошнит. Я втягиваю воздух, пока это чувство не пройдет, и медленно спускаюсь по лестнице, держась одной рукой за перила, а другой – прижавшись ладонью к стене, обеими ногами касаясь каждой ступеньки.

В конце я делаю еще несколько глубоких вдохов, прежде чем отправиться на кухню. Бун стоит у плиты, готовит блины и выглядит как сексуальный знаменитый шеф-повар в узких джинсах, более узкой футболке и фартуке с надписью «Поцелуй повара». Я вижу, как ловко он управляется со сковородкой, блины переворачиваются у него один за другим.

– Садись, – говорит он. – Завтрак почти готов.

Он отворачивается от плиты, чтобы протянуть мне дымящуюся кружку кофе. Я делаю благодарный глоток и сажусь за кухонный стол. Несмотря на звенящую головную боль и незнание каких-либо подробностей прошлой ночи, в этой ситуации есть некий уют, вызывающий одновременно утешение и немалое чувство вины. Именно так мы с Леном проводили здесь утро выходных: я наслаждалась кофе, пока он готовил завтрак в том же фартуке, который сейчас носит Бун. Делать это с кем-то другим похоже на измену, что меня удивляет. Я не чувствовала такой вины, когда занималась сексом с рабочим сцены из «Частицы сомненья».

Бун пододвигает тарелку с блинами и беконом, и мой желудок болезненно сжимается.

– По правде говоря, я не очень голодна, – говорю я.

Бун присоединяется ко мне со своей тарелкой, полной еды.

– Еда пойдет тебе на пользу. Корми похмелье, мори голодом лихорадку. Разве не так говорится?

– Нет.

– Но похоже, – говорит он, кладя на оладьи два кусочка масла. – Теперь ешь.

Я откусываю кусок бекона, опасаясь, что от тошноты побегу в ванную. К моему удивлению, мне становится лучше. Как и после кусочка блина. Вскоре я запихиваю еду в рот, запивая еще кофе.

– Мы должны были купить кленового сиропа в магазине вчера, – небрежно говорит Бун, как будто мы все время завтракаем вместе.

Я опускаю вилку.

– Мы можем поговорить о прошлой ночи?

– Конечно. Если ты не помнишь.

Бун немедленно делает глоток кофе, как будто это каким-то образом смягчит осуждение в его голосе. Я делаю вид, что не обращаю на это внимания.

– Я надеялась, что ты сможешь немного заполнить пробелы.

– Я как раз собирался лечь спать, когда увидел, что мимо дома проезжает «Бентли» Тома, – говорит Бун. – Поскольку у него нет причин ездить по этой стороне озера, я предположил, что он едет повидать кого-то из нас. И так как он не остановился у моего дома, я подумал, что он, должно быть, поехал к тебе. И мне стало тревожно.

– Он обнаружил, что я слежу за его домом, – говорю я. – Я видела, он купил бинокль в хозяйственном магазине.

– Он был зол?

– Это мягко сказано.

– Что случилось, пока он был здесь?

Я съедаю еще два кусочка блинчика, делаю большой глоток кофе и пытаюсь сфокусироваться на своих смутных воспоминаниях о визите Тома.

– Я выключила весь свет и спряталась за дверью, – сказала я, вспоминая ощущение двери у моей спины, когда она гремела под стуками Тома. – Но он знал, что я здесь, поэтому он что-то кричал.

Бун отрывается от своей тарелки.

– Что кричал?

– Уже не помню. Мне кажется, что я помню суть того, что он говорил, но не его точные слова.

– Так, и какова же суть?

– Он сказал, что знает, что я шпионила за ним, и что это я рассказала Вилме о Кэтрин, и что он знает, что я проникла в его дом.

– Он угрожал тебе? – говорит Бун.

– Не совсем. Я имею в виду, он меня запугивал. Но нет, угроз не было. Он просто сказал мне оставить его в покое и ушел. Потом ты подошел к двери.

Я делаю паузу, давая понять, что больше ничего не помню и надеюсь, что Бун расскажет мне остальное. Да, хотя он выглядит слегка раздраженным из-за необходимости напоминать