Наверное, все к лучшему. Хотя с другой стороны, может быть, Бун прав. Если бы у нас с Леном был ребенок, то после его смерти я бы занялась ребенком, а не упала бы в публичный позор. В любом случае, у меня есть ощущение, что я бы все равно оказалась бы именно там, где я сейчас.

– Ты скучаешь по прошлой жизни? – спрашиваю я.

Бун откусывает мороженое и прожевывает его.

– Уже нет, – наконец отвечает он. – Сначала да. Часто. Те первые несколько месяцев были очень тоскливые. И жесткие. Казалось, ни о чем другом, как о прошлой жизни, не мог думать. Но потом проходит день, потом неделя, а потом месяц, и ты начинаешь скучать по нему все меньше и меньше. Вскоре ты даже не думаешь об этом, потому что слишком отвлекаешься на жизнь, которой мог бы жить все это время теперь, но не жил.

– Я не думаю, что это так просто.

Бун опускает свое эскимо на палочке и смотрит на меня.

– Действительно? А чем ты занимаешься прямо сейчас? Когда ты в последний раз выпивала?

Я в шоке, что мне нужно подумать об этом, и не потому, что я так давно не выпивала, а потому что забыла. Сначала я была уверена, что сегодня что-то выпила. Но потом меня осенило, что последним моим напитком была двойная доза бурбона прошлой ночью, прежде чем я погуглила Тома и Кэтрин Ройс на своем ноутбуке.

– Вчера вечером, – говорю я, внезапно и яростно захотев выпить. Я облизываю свой рожок, надеясь, что он утолит мою жажду. Но нет. Он слишком приторный и жажду не утоляет.

Бун замечает мое явное отвращение. Протягивая свое недоеденное эскимо на палочке, он говорит:

– Кажется, тебе не нравится твой рожок. Хочешь попробовать мой?

Я качаю головой.

– Нет, спасибо. Все нормально.

– Да, я не против. Я уверен, что ты не заразна. Кусай!

Я наклоняюсь и откусываю немного сбоку.

– Я любила мороженое в детстве, – говорю я.

– Я тоже, – Бун снова смотрит на меня. – У тебя на лице мороженое.

Я прикасаюсь к своим губам.

– Где? Здесь?

– С другой стороны, – вздохнул он. – Вот, давай я уберу.

Бун касается указательным пальцем уголка моего рта и медленно проводит им по изгибу моей нижней губы. Мое сердце бьется слишком быстро и слишком громко, что в ушах отдается. Честно говоря, я возбуждаюсь, но знаю, что все это было уловкой со стороны Буна. Приятной. Но все же уловкой. Намного более расчетливой, чем застенчивая честность Лена в тот день в аэропорту.

«Можно я сначала тебя поцелую?»

Тогда я легко согласилась на поцелуй. Сейчас бы я так легко не согласилась.

– Спасибо, – говорю я, отодвигаясь в сторону, чтобы между нами было несколько дюймов. – И спасибо за то, что взял меня с собой сегодня. За то, что отвлекал Тома достаточно долго, чтобы позволить мне выскользнуть из дома.

– Да, все нормально.

– И спасибо, что не рассказал об этом Вилме. Я полагаю, ты хотел. Мне, кажется, вы хорошие друзья.

– Мы, да.

– Вы работали вместе?

– Да, но я знал Вилму задолго до этого, – говорит Бун. – Мы вместе ходили в школу, в старшую школу, а потом в полицейскую академию. Она мне очень помогла за эти годы. Она была одной из тех, кто убедил меня бросить пить. Она заставила меня понять, что я причиняю боль другим, а не только себе. И теперь, когда я не пью, она все еще присматривает за мной. Это она познакомила меня с Митчеллами. Она знала, что им нужно починить дом, а мне нужно место, где можно пожить несколько месяцев. Так что ты можешь обвинить ее в том, что это она привела к тебе такого соседа как я.

Он кладет в рот последний кусочек мороженого, прежде чем взглянуть на мое, которое уже растаяло и капало на землю.

– Ты закончила? – спрашивает он.

– Полагаю, что да.

Я спрыгнула с кузова, а Бун захлопнул заднюю дверь. Бросив недоеденное мороженое в ближайший мусорный бак, я возвращаюсь в грузовик. Когда я пристегиваю ремень безопасности на груди, меня осеняет мысль: Бун и я не единственные люди на озере с Томом. У нас также есть сосед, который, насколько мне известно, понятия не имеет о случившемся.

– Думаешь, мы должны сказать Эли? – говорю я.

– О Томе?

– Он живет совсем рядом. Он заслуживает того, чтобы знать, что происходит.

– Я не думаю, что тебе стоит волноваться, – говорит Бун. – Эли может позаботиться о себе. Кроме того, Том не охотится на семидесятилетних мужчин. Чем меньше Эли знает, тем лучше.

Он заводит грузовик и выезжает с парковки. В боковое зеркало я мельком вижу потрепанную «Тойоту Камри», припаркованную на гравийной площадке за магазином. Глядя на это, я задаюсь вопросом, не машина ли это Меган Кин, которой сейчас управляет ее сестра.

И терзается ли горем ее сестра каждый раз, когда садится за руль?

И как долго машина стояла там, прежде чем родители Меган поняли, что что-то не так?

И увидев его припаркованным там сейчас, могут ли они на короткое жестокое мгновение подумать, что их давно потерянная дочь вернулась?

Эти мысли продолжают крутиться в моей голове еще долго после того, как машина и магазин, за которым она припаркована, исчезают в боковом зеркале, оставляя меня, как Эли, в незнании о том, что происходит.

Но уже слишком поздно для этого.

Теперь я боюсь, что знаю слишком много.

Вместо того чтобы свернуть с дороги, ведущей к нашим домам, Бун проезжает немного дальше, к той, что выходит на другой берег озера. Он не объясняет, почему, да это и не нужно. Я знаю, что если мы объедем все озеро, то проедем мимо дома Ройсов, чтобы увидеть, там ли еще Том.

Оказывается, он дома.

И он не один.

Когда в поле зрения появляется подъездная дорога