Я с ностальгией вспоминаю времена, когда ничего не чувствовала.

Я снова хочу вернуться туда.

Смотрю на свои руки, они трясутся. Сжимаю их в кулаки, прикрываю глаза и глубоко дышу.

Я снова это сделала.

Сколько судьба ещё будет смеяться надо мной? Это невыносимо…

Хочу вернуться в палату, но не рискую нарваться на Герду. Возможно, её поведут к доктору.

Боже, у них ведь семья.

В голове пробегает воспоминание о словах Лексы, она сказала, что живёт рядом с Зейном. В моей старой комнате? Поднимаюсь и отправляюсь туда. Преодолеваю ступени с трудом и болью в ногах. Остановившись напротив двери, стучу и тут же слышу шарканье на той стороне. Дверь открывается, и я тут же вхожу.

– Алекс? Что случилось? Тебе больно?

Лекса закрывает дверь, и я киваю, не в силах произнести ни единого слова. А потом я начинаю рыдать. Оседаю на пол рядом с узким шкафом, закрываю ладонями лицо, и всё тело начинают сотрясать судороги. Я убиваюсь. Внутренне я словно сгораю. Чувствую, что Лекса опускается рядом, а потом обнимает меня. Она гладит мои волосы и что-то говорит, вот только никакие из её слов не смогут уменьшить моё разочарование.

Немного успокоившись, утираю лицо рукавом и глубоко вдыхаю.

– Что случилось? – спрашивает сестра.

Пожимаю плечами.

– Кажется, я сегодня потеряла розовые очки.

Лекса хмурится и спрашивает:

– Что это значит?

– Я дура. Лекса, я такая идиотка.

– Это касается его? Мистера Келлера.

Киваю и закусываю губу. Но меня словно срывает с тормоза, и я начинаю тараторить так быстро, что слова не успевают собраться в адекватные предложения.

– Когда я была здесь, то очень сблизилась с ним. Максимально сильно. Я его боялась и восхищалась им. Он… понимаешь, он жесток с другими и порой… невыносим, но со мной. Боже! Со мной он был другим. Мы разговаривали, пререкались порой, но чаще наши беседы уходили в двусмысленное заигрывание. Мы переспали. Я никогда в жизни ни с кем не была так близка. Понимаешь? Это был не просто секс, это было нечто большее. А потом я сказала ему о задании полковника, и он прогнал меня, наговорил много разных ужасных вещей. Тогда я была растоптана. Ненавидела его больше, чем всех остальных вместе взятых. Я отпустила его. Старалась сделать это мысленно, но… он стал моим призраком и приходил ко мне практически каждую ночь.

Замечаю, что больше не плачу, но всхлипывания никуда не пропали. С каждым произнесенным словом, мне становится легче. Возможно, нужно было сделать это раньше. Поговорить с кем-то.

– Когда мы пошли за вакциной, он не был жесток или ужасен. Он… словно заботился обо мне. Всё, начиная с этого проклятого пластыря на моей щеке и заканчивая поцелуем. А потом мы возвращались и попали в передрягу. Машина перевернулась, и я должна была там умереть, но он… он пожертвовал вакциной, ради которой перерыл половину штата, и вколол её мне. Словно я была важнее… власти, которую эта вакцина даровала бы ему. Но я об этом не знала. Могла бы догадаться, но розовые очки были со слишком толстым стеклом. Он приказал Лейзенбергу лечить меня, и вот я снова на ногах. Практически цела. Мы снова начали пересекаться с Заком и… стоило только мне подумать, что, возможно… возможно, все наши недосказанности и недопонимания позади, как он снова меня… убил.

– Так была ещё вакцина? – в шоке спрашивает Лекса.

Смысла лгать больше нет и я коротко рассказываю ей о судьбе второй ампулы.

– Так что он сделал?

Перевожу взгляд на Лексу, я ведь забыла, что она здесь.

– Раньше у него была девушка. И сейчас они живут вместе, и… она ждёт от него ребенка.

Нижняя челюсть Лексы падает, скорее всего я выглядела точно так же.

– Ты уверена? – спрашивает она.

– Более чем. Я сама видела. Стояла в их идеальном доме, который словно сошел со страницы журнала об интерьере для богачей, и смотрела на то, как он трясется над ней. А меня он там даже не заметил. Теперь я стала для него призраком.

– Может, ты что-то не так поняла?

– Нет. Я поняла всё более чем так.

– Ты расстроена…

– Нет, Лекс, я не просто расстроена, – смотрю сестре в глаза и понимаю, что сейчас первый разговор между нами, который "обо мне", и шепчу. – У меня такое чувство, что я была рождена, чтобы умирать ради него.

Лекса складывает руки на коленях и с идеально ровной спиной кивает мне.

– Хорошо, давай по порядку. Что ты испытала, когда узнала об этом?

На мгновение задумываюсь и перед глазами снова появляются они. Такие… бесячие.

– Я испытала растерянность, не знала, что мне делать и как себя вести. Лекс, у них ведь будет ребенок, они живут …

– Я поняла, что ты ещё испытала?

– Ты что – заделалась психологом? – в раздражении спрашиваю я.

– Нет. Но папа водил меня к парочке, и подобный разговор мне однажды помог. Так что ты испытала потом?

Мне даже задумываться не нужно.

– Ревность и боль. Боль я могу понять, мои надежды и мечты рухнули в одну секунду. Всего за пару ударов сердца я потеряла его… но он и не был моим. Следует, ревновать я была не должна.

Боже, как всё это сложно. И я добровольно полезла в это болото. Жизнь столько раз показывала мне, что какие-либо отношения с Заком – это больше, чем я способна вынести.

– Это так не работает. Должна и не должна это из другой истории. Ты ведь влюблена, а это не поддается никаким законам.

– Влюблена, – пробую это слово на вкус, и оно отдаёт кислотой, словно нечто испорченное.

– Вот видишь? Ты успокоилась.

Лекса улыбается, и я делаю то же самое. Внешне я может и спокойна, а вот внутренне