нарисовать там хоть что-то. Лейзенберг говорит, что нужно тренировать моторику. Он не объясняет, для чего и зачем, а я рада отвлечься от самобичевания. Дни превратились в идентичных близнецов. Утро начинается с осмотра, потом я принимаю какие-то лекарства, следом сдаю кровь, кушаю, отправляюсь в туалет, с трудом взбираюсь на унитаз, дальше по рации банальным шипением вызываю медсестру, которая помогает мне помыться, возвращаюсь в палату, и начинается тренировка бесполезных конечностей. После тренировки отдых. Около двух часов бесполезного существования, снова сдача крови и тренировка языка. Слава богу, он начал подавать признаки жизни, иногда наедине с собой я произношу какие-то слоги, но на этом всё.

Дверь палаты открывается, и внутрь заглядывает Рэнли. Он обезоруживающе улыбается и спрашивает:

– Дядя доктор давно был?

Киваю, и Рэнли полностью входит в палату. В его руках длинное пальто, шапка и ботинки.

О Боже! Он хочет вывести меня на улицу? Не была там… кучу времени, последнее воспоминание искуроченная машина, в моей ноге ветка, а рука переломана.

Нужно срочно заменить воспоминания на хорошие, и кто как не Рэнли поможет мне в этом?

– Хочу украсть тебя. Сходим на нашу скамейку, посидим, я поговорю, а ты послушаешь.

Киваю и разлепляю губы, но слова не даются мне, точнее, я боюсь в чьём-то присутствии пытаться говорить, это выглядит максимально ущербно. Закрываю рот и киваю.

– Ничего, скоро начнешь говорить, да так, что я буду с радостью вспоминать твои немые дни.

В этом весь Рэнли. Он не боится говорить со мной о моих новых отклонениях. Остальные стараются обходить пикантные темы стороной. Зейн старается делать вид, что всё в порядке. Фиби тоже, но она в этом полный профан. Лекса, которая стала навещать меня, в основном говорит о Доми, но потом поправляет себя и обещает не бросать меня, пока я в таком состоянии. Лейзенберг вообще делает вид, что меня нет, он лечит, берет кровь, ставит капельницы и уколы, но ведет себя так, словно я манекен, а не живой человек.

– Зейна сегодня не будет, – сообщает Рэнли и подходит к Волку, гладит того между ушами. – Зак нашел ему работу, и тот отправился за периметр. Вернется через пару дней.

В груди всё немеет при упоминании имени Зака. Я его не видела. Практически за две недели, что я очнулась, он ни разу не пришел. А должен был? Нет. Всё просто, вакцина у него. Я должна быть благодарна, что он вообще заставил Лейзенберга лечить меня. Но у меня появилась цель, я хочу поговорить с ним и многое прояснить. Скажу ему о том, как я вижу всё, что было между нами. Пусть его это и не интересует, но мне станет легче. Я словно несу какой-то ненужный мне камень, он придавливает меня к земле, а я противлюсь и буду делать это до нашего разговора.

Сначала я думала, что Заку плевать на меня, но он сделал всё возможное, чтобы я выжила. А зная этого человека, могу со стопроцентной уверенностью заявить – он ничего не делает просто так. Есть причина того, что я живу.

Рэнли бросает мне пальто, пока он подкатывает к кушетке кресло, я вталкиваю руки в рукава, стараюсь не обращать внимания на шрамы, которые теперь украшают не только левую руку, но и правую. Рэнли поднимает меня и пересаживает на транспорт для передвижения, обувает меня, а я завязываю широкий бежевый пояс, который явно не является частью синего пальто. На голову мне опускается серая шапка, и вот мы направляемся вон из палаты. Не могу сдержать улыбку, а когда оказываюсь на улице, не глазах появляются слезы. Рэнли останавливает инвалидное кресло у лавочки, и садится напротив меня.

– Вот чёрт! Ты чего плачешь-то? Увезти тебя обратно?

Отрицательно качаю головой и пищу:

– Нет.

Это "нет" заставляет меня прикрыть рот ладонями.

Сначала Рэнли хмурится, а потом широко улыбается, на его щеках появляются ямочки.

– Вот же ж, ты заговорила!

Убираю руки от лица и пытаюсь снова.

– Спасибо. – Слово произносится медленно, но я покоряю эту вершину и протягиваю к Рэнли руки. Хватаюсь за его рукава и притягиваю парня к себе, обнимаю так крепко как только могу. – Спасибо, – уже более уверенно повторяю я.

Отпускаю Рэнли и утираю слезы радости. Это как заново начать дышать. Рассматриваю территорию, настолько насколько это позволяет вновь сгущающийся туман. Тут слишком много людей и среди них не только военные. Бросаю взгляд на стену, и Рэнли говорит:

– Стена достроена, и теперь многие живут наверху. Тут уже было несколько построек в дальней части девятки, сейчас строятся новые дома. Да у нас тут в целом жизнь налаживается. Вот, ты вернулась.

Глубоко вдыхаю и пытаюсь заговорить снова, я должна практиковать этот навык.

– Не факт, что… я… тут останусь.

Удивительно, с какой легкостью мне даются слова, будто я и не молчала как рыба. Странное тело, безумно мутный организм.

Рэнли с гордостью смотрит на меня. Да что говорить, я и сама горда.

– Останешься, – уверенно произносит Рэнли. – Зак не отпустит.

В голосе Рэнли есть какая-то потайная стенка, которую я не решаюсь оттолкнуть. Он словно хочет сказать мне намного больше, но сдерживает себя.

– С чего это? – медленно спрашиваю я, пробуя слова на вкус. – Он вернул то, что ему было нужно.

Рэнли улыбается.

– Может, ты задела его сердце?

Мне становится неуютно от этого разговора и я опускаю взгляд. Тереблю пояс пальто и произношу:

– Сомневаюсь, что оно у него есть.

Рэнли хмыкает, и я возвращаю внимание на него. Взгляд ловеласа упирается мне за спину, и я каменею.

– Если бы у меня не было сердца, ты уже была бы мертва, Алекс.

Зак. Прямо за моей спиной, и Рэнли знал об этом. Вот сученыш!

– Ну ладно, – говорит Рэнли, с максимально заинтересованным лицом рассматривая наручные часы, которых нет. – Я пойду, уже опаздываю на очень важное мероприятие. А как вы знаете – я до ужаса пунктуален.

Рэнли исчезает со скоростью падающей звезды, и на его место садится Зак.