Шрифт:
Закладка:
Ещё через минуту Алекс положили на кушетку, и увезли в палату, в которой она лежит по сей день. Тогда её сердце так и не начало биться. Закари с трудом стоял возле кушетки и смотрел, как Лейзенберг колдовал над Алекс. Чего он только не делал.
Она не оживала.
Все краски начали сходить с её лица, а губы синели.
– Мистер Келлер, боюсь, она мертва.
Никто не знает, каких сил стоило Лензенбергу сказать эти слова. Он впервые увидел главу базы в таком состоянии и дело было вовсе не в ранах Закари или ознобе, колотившем его тело. Всё было в голубых глазах, в которых собирались тени. Он смотрел на Алекс так, словно и сам умирал.
Зак хотел приказать Лейзенбергу оживить её, спасти, сделать что-то ещё, но его сил хватило только на кивок.
Лейзенберг оставил Зака и вышел за дверь. Доктор встретил там Рэнли и волка. Волк лежал на белом полу и, спрятав нос под лапы, скулил. Рэнли спросил, что с Алекс, и Лейзенберг просто отрицательно покачал головой. В тот день в глазах Рэнли были слезы. Он считал её чуть ли не сестрой. Такой взбалмошной и непохожей на других. Рэнли знал, что Зак не убьет её, более того был рад, что они вдвоём поехали за вакциной. Им нужно было время наедине, им необходимо было поговорить. И этот разговор стоил Алекс жизни.
Через минуту Закари вышел из палаты и, никого не видя, направился на поверхность. Рэнли пошёл за ним, а в момент, когда дверь палаты открылась, внутрь проскользнул волк.
Оказавшись на улице, Зак сел прямо на землю и оперся спиной о стену церкви. Он попросил у Рэнли сигарету и получил её только через пять минут.
– Тебе нужен врач.
– Знаю.
– Мне жаль.
Как же Заку тогда было жаль. Он даже не мог сказать, что потерял её. Она ему никогда и не принадлежала. По факту она не принадлежала никому, ни полковнику, ни Зейну, ни Заку, ни Барону, который рыскал по окрестностям.
На слова сожаления Рэнли Зак не ответил, приказал другу привести к нему главного из фанатиков, живших в метро. Рэнли пытался что-то говорить Заку, но он не слушал. Рэнли ушёл, но Заку не удалось побыть наедине с собой. Он даже не успел докурить сигарету, как перед ним возник Зейн.
Её рыцарь прибыл.
Он требовал, чтобы брат сказал, где Алекс, и тот сказал. Зейна словно ветром сдуло. Зак встал и на входе в церковь столкнулся с одной из медсестёр. Она сказала, что её отправил доктор Лейзенберг. И тогда уже сдуло Зака. Он оказался в палате, где оставил Алекс, уже через минуту, и услышал как Лейзенберг причитал, что это чудо. Такого не бывает. Это невозможно объяснить.
Алекс начала дышать.
Как только Зейн вошёл в палату, она сделала первый вдох, так сказал доктор.
Лейзенберг прицепил её к аппарату жизнеобеспечения и начал колдовать над ранами. А Зак так и стоял у двери. Смотрел на то, как грудь Александрии Брукс медленно поднимается и опадает.
Жаль, но на этом чудеса закончились. И спустя три недели Алекс не подала ни единого признака жизни, кроме медленного, несвойственного человеку дыхания. Её раны столь опасные для жизни стянулись, кость на руке срослась, но повсюду остались шрамы. Не пропали даже те, что были нанесены задолго до дня аварии.
В воспоминаниях о том дне Зак вошёл в дом отца и отправился проверять последние приготовления. Начал он с детской комнаты.
Глава девятнадцатая
– В ней более чем достаточно вакцины. Не в чистом виде, конечно, но я смогу достать то, что нам нужно. Но необходимо поторопиться, уровень Т002 снижается с каждым днём.
Лейзенберг не может усидеть на месте и расхаживает в палате Александрии Брукс. Пять шагов в одну сторону, разворот на сто восемьдесят градусов и пять шагов обратно, снова разворот и так по бесконечному кругу. Если он продолжит в том же духе, то сотрет себе ноги по колено.
Волк практически не покидает палату, вот и сейчас лежит под кушеткой и поглядывает на доктора. Рэнли приносит ему еду каждый день и ходит с ним на скамейку, где раньше они сидели с Алекс.
Ещё месяц назад у Лейзенберга не было ничего, а теперь целый человек, из плазмы которого можно сделать тысячи пробирок вакцины. Он может воссоздать формулу и найти прототип того, что было введено в умирающую девушку. Доктор потирает руки, словно муха, и поправляет сползающие очки, ему не терпится приступить к настоящим научным открытиям. Он и так слишком долго занимался здесь чем попало.
– Я могу уже сегодня…
Доктор не успевает закончить предложение, Закари останавливает его на полуслове:
– Нет. Никаких манипуляций, пока она не придёт в себя.
Доктор останавливается. Этого он и боялся. Как мистер Келлер не может понять? Наука не ждёт, не во время тумана. Необходимо действовать как можно скорее. Лейзенберг решается ещё на одну попытку.
– Мистер Келлер, я понимаю, что вы опасаетесь, что мои эксперименты могут навредить Александрие, но… она может умереть так и не придя в себя, и тогда…
– И тогда нам не повезёт. А пока вы будете присматривать за ней, как за самым ценным ресурсом на вашей памяти.
– Это так и есть.
Плечи пожилого доктора опускаются так низко, что он становится похожим на калеку. Уголки губ поникают, а настоящий глаз перестаёт сверкать от предвкушения новых свершений. Ещё во времена обычного мира, того, более доброго и радушного, Лейзенберг мечтал совершить какое-то открытие, чтобы запечатлеть своё имя в истории. Оставить нестираемый след. К сожалению, тогда у него ничего не вышло. Он пару раз был на пороге открытия, но стоило ему подойти к черте "победителя", как это всё оказывалось бутафорией.
И сейчас то же самое. Вот оно открытие – то, которое, возможно, спасёт тысячи или даже миллионы жизней… оно
