шее и говорю:

– Я скоро, малыш. Не скучай.

Выхожу из палаты вслед за Закари. Стараюсь даже не смотреть на его спину, но в голове всё равно рисуются слишком красочные картины вчерашнего дня. Отгоняю их как только могу, но присутствие виновника этих мыслей не помогает в изгнании его образа из головы.

Выходим из церкви и направляемся к подъездной дорожке, там стоит черный внедорожник.

– Мы куда-то поедем?

Не ожидала, что нам придётся куда-то отправляться.

– Тут недалеко.

Больше ничего не спрашиваю. Сажусь на пассажирское место и пристегиваюсь. Хоть чему-то меня жизнь да научила. Закари заводит машину, и мы трогаемся с места, выезжаем за ворота, оборачиваюсь. За нами едет ещё два автомобиля. За рулем первого Рэнли, он машет мне рукой, и я отвечаю ему.

Дорога занимает пару часов, солнце уже полностью вышло из-за горизонта, но его снова не видно. Туман становится прежним. Тут даже не знаешь, что выбрать. Снег или туман. Замечаю, что дорога расчищена, машины сброшены в кювет или отбуксированы так, чтобы не мешать одной полосе. Видимо, Закари часто ездит по этой дороге. Интересно куда.

Напряжение внутри салона можно не просто почувствовать, его можно увидеть, так же как и сгущающийся туман за окном.

Ни единого слова или взгляда за время поездки.

Машина останавливается у кладбища. Бросаю на Зака косой взгляд. Может, он все же решил прекратить мои душевные терзания и просто пристрелит меня, как и обещал?

Выхожу из машины и шагаю вслед за Заком мимо могил. Туман не способствует расслаблению, мы словно в фильме ужасов, вот-вот и из-под земли полезут скелеты.

Закари останавливается, делаю то же самое. Он поворачивается ко мне и говорит:

– Подожди тут пару минут.

– Хорошо.

Зак снимает с себя куртку и накидывает мне на плечи, я бы может и возмутилась этому, но на кладбище как-то не хочется устраивать сцен. Неуместно что ли.

Если бы знала, что мы поедем так далеко, оделась бы потеплее. Запахиваю куртку и жду.

Закари отходит буквально на десять метров и скрывается в склепе. Переступая с ноги на ногу, покрываюсь мурашками. Зачем я здесь? Надгробные плиты напоминают мне, что маме такой роскоши не досталось. Её никто с почестями не похоронил.

Проходит действительно немного времени, и Закари выходит. Протяжно выдыхаю и желаю как можно скорее убраться отсюда, но не тут-то было.

Зак подходит ко мне, встаёт рядом и поворачивается лицом к склепу. Какое-то время он молчит, вглядываясь в его профиль, тоже не произношу ни единого звука. Что-то в напряженности его лица останавливает меня.

– Там лежит мой сын, – начинает Зак, не отрывая взгляда от склепа. – Он родился с отклонениями, так говорили доктора. Его мама тоже покоится на этом кладбище, она не пережила роды. А через месяц я потерял и его. В тот момент я был более молод и не столь собран. Моя мать, полковник, убила своего же внука. А я не помешал ей. Не знал, что она на такое способна.

От его слов кровь в жилах превращается в ледяную воду. Что он только что сказал? Полковник убила его сына? Своего внука?

– Таким образом она хотела спасти меня. Оградить от жизни, неугодной мне. Так она решила проявить материнскую заботу. Она даже посмела прийти на кладбище в момент захоронения. Я бросился на неё и проклинал последними словами. Я хотел перегрызть глотку родной матери. В тот момент я был куда больше похожим на неё. Она просила о разговоре. Хотела объяснить, словно этот поступок может быть хоть как-то оправдан. И тогда, в тот день, глотая ярость и слезы, я поклялся, что никогда больше не приду к ней. Не буду говорить, смотреть и слушать её. И полковник приняла это, поставив своё условие, если я когда-нибудь приду на восьмерку, то дам ей возможность выговориться. Я держал слово несколько лет. Пока ты не вынудила меня нарушить обещание, данное умершему сыну.

Закари поворачивается ко мне и, смотря в самую душу, спрашивает:

– Теперь ты понимаешь, почему я хотел убить тебя в тот день? Понимаешь, почему я не пошел к полковнику, когда ты об этом слезно просила?

Киваю. У меня нет слов, чтобы выразить весь ужас от поступка полковника. Боже, что же она натворила?

Рация Зака оживает, и он подносит её к губам.

– Слушаю.

– Зараженные в трех километрах, пора сваливать.

Зак убирает рацию.

– Идём, закончим разговор в другом месте.

Бросаю последний взгляд на склеп, и по спине пробегают мурашки.

Дорога обратно занимает меньше времени, но она столь же молчалива, что и дорога на кладбище. Оказавшись на девятке, машина следует не к церкви, как я ожидала, а к дому Закари.

Он выходит из машины, я сижу. Не пойду я туда. Не хочу видеть Герду. Зак открывает мне дверь и подает руку. Принимаю её и все же решаюсь войти в особняк. Сегодня мы расставим все точки над i. Меня бросает в противоречия. Одновременно я хочу услышать Зака и не желаю этого всей душой.

Вхожу в холл и поднимаюсь вслед за Заком на второй этаж. Дома что – никого нет? Где Герда или Ребекка? Входим в кабинет. Тысячи книг размещены на полках от потолка до пола на двух стенах друг напротив друга. У окна стоит темно-коричневый стол, на нём нет ничего, кроме бутылки алкоголя и трёх стаканов. Представляю, как Зак, Нео и Рэнли расположившись в центре комнаты на кожаном диване или креслах, попивают напиток и обсуждают минувший день.

Зак подходит к столу и наливает в два стакана бурбон. Один отдаёт мне, когда я снимаю его куртку и возвращаю владельцу.

Подхожу к дивану и сажусь на самый край, Зак располагается в кресле немного левее меня. Не знаю, как он это делает, но на его лице нет эмоций, даже во взгляде. Но я думаю, что эта поездка далась ему труднее, чем мне.

– Я не знала, – говорю я и делаю обжигающий глоток.

Морщусь и предполагаю, что в