Сиеста – гениальное изобретение человечества.

…А вечером меня спас этикет.

Мы ужинали на очаровательной террасе на крыше дома, купленного на честно украденные из бюджета деньги, с прекрасным видом на море. Вася вскрыл для меня бутылку «местного пойла» (Cheval Blanc 1978 года), налил себе «нормального вискаря», Зине-корзине – коньячку, и мы приступили к трапезе. Супруга Василия подавала на стол и одновременно в очередной раз обучала Бубу жарить приготовленные им африканские полуфабрикаты русских котлет на очень красивом гриле, который чем-то напоминал пианино. Деревенский парень относился к адской машине с нескрываемой опаской. На закуску к коньяку предлагались селедка с картошечкой, салат оливье с мясом покойного краба и маринованные белые грибы.

– Чего не едите, Александр? – задала вопрос хозяйка дома. – Все свежее.

– Видите ли, Зинаида Владимировна, по этикету гостям не положено начинать есть предложенные блюда до того момента, пока их не попробует хозяйка.

– Херня какая-то, Александр. Это еще почему?

– Дело в том, что поданное блюдо может гостям не понравиться. Они попробуют и из вежливости промолчат. Хозяйка пробует первой. И если что-то не так, испробованное забирается со стола, сохраняя гостям хорошее настроение и чистый желудок.

– Зинка, деревня! Ты че, не знала? – язвительно заметил Вася, изящно вынимая указательным пальцем нечто, застрявшее в районе зуба мудрости.

Появились долгожданные котлеты, и хозяйка окончательно уселась за стол.

– Жри теперь первой, – пожелал супруге приятного аппетита глава семьи. – Стошнит – скажешь. Вернее, увидим.

Согласно вновь обретенному этикету, мы уставились на единственную даму за столом. Зина расчленила котлету, громко подула на нее сложенными в трубочку губами, закрыла глаза и откусила. Мы, как завороженные, смотрели на уничтожение мясного продукта мирной женщиной. Неожиданно Зинино лицо скривилось, и в память о проглоченной части русского гамбургера мы услышали:

– Вась, а Вась! Попробуй, по-моему, гадость. Вчера же этот твой, как его зовут, Бубу, хорошие сделал. Как я научила. А сегодня? В котлете же не должно быть больших нерубленных кусков. Должен быть фарш. Где, блин, фарш?

Вася с интересом положил в рот интернациональный деликатес целиком и, после интенсивного чавканья, глотнув вискаря, изрек:

– Ты права. Щаз выясним. Александр, спросите у этого кретина, что случилось? Ему ведь Зина вчера дала нормальную мясорубку фирмы BORK. Мы ее аж из Москвы перли.

Посмотрев с опаской на нетронутые котлетки в моей тарелке, я позвал на эшафот новоиспеченного повара и перевел ему вопрос клиента.

– Жужжащий машин – страшный машин. Бубу сам готовил вчера. Хорошо был всем. Сегодня опять готовил, но моя жевать совсем устал.

Этические нормы поведения требовали элегантно-мягкого объяснения.

Правда-матка диктовала дословный перевод. Как внук гинеколога, я повернулся к матке лицом. Реакции присутствующих на террасе резко дифференцировались. Зина вместе со своей трясущейся корзиной помчалась в туалет возвращать назад котлету на свободу. Василий окаменел и не моргал, время от времени выпуская из себя некий хрюк ужаса. Я встал из-за стола и пошел делать себе кофе. В такие минуты обслуживающий персонал лучше не беспокоить. Мало ли из чего будет потом сделан кофейный напиток коричневого цвета. Бубу, одетый в поварской колпак и фартук, в pendent улыбался белоснежными зубами, ничего не понимая в броуновском движении почему-то побелевших белых. «Надо будет все-таки узнать про разновидность Colgate Total в их деревне», – подумал я, глядя на улыбку бурундука.

Подрагивая телом, на террасу вернулась Зина.

– Александр Андреевич, СПИД орально передается? В смысле, вот как было у нас?

– Послушайте, Зиночка. Вы же Бубу не минет делали, вы только котлету съели. Она жареная: микробы до вашего кишечника побывали на аутодафе, то есть на гриле. Они по дороге подохли. Я уверен. Поэтому ничего страшного.

– Съесть жеванную черножопым котлету – это еще хуже, чем отсосать, – внезапно со стоном вышел из комы Вася.

– Я прошу прощения, Василий Константинович, но это, естественно, и к вам относится, – добавил я свои две копейки. – Так что вы тоже, как бы это сказать, у Бубу попробовали…

Ужин по техническим причинам оборвался, и супруги решили продезинфицироваться старинным русским способом: полбутылки виски и бутылка водки на двоих. Закусывали печеньем из вновь вскрытой пачки. Я тоже пошел на отчаянный шаг, несмотря на то, что котлетка прошла мимо меня, и капнул в чашку кофе Baileys. В полном соответствии со всегда выручавшим меня этикетом.

Утром я проснулся раньше всех из-за разницы во времени между Москвой и Францией. Я решил поговорить с Бубу, потому что парня было искренне жаль. Он все-таки старался и хотел как лучше. Мы договорились, что в случае, если его простят и оставят, он будет в мое отсутствие все переспрашивать у поляка садовника. Бубу казался очень услужливым, со всем согласился и сказал мне, что завтрак вчера до моего приезда уже готовил. Ему большая хозяйка все объяснила, и тут я могу быть спокоен.

…В глазах доставшегося от предыдущих хозяев шляхтича боролось несколько человеческих позывных: «любовь» к русским за Катынь, опасность получить в случае неповиновения от большого пьющего Васи по носопырке, возможная прибавка к зарплате вследствие учебных процессов с бурундуком и, наконец, где-то вдали некое человеческое участие. Хотя я мог и ошибаться.

По дороге из сторожки садовника в большой дом я завернул на заднюю площадку, чтобы сообщить повару о согласии польского народа помогать хуту. То, что я увидел, было очень забавно. Бубу действительно готовил завтрак для хозяев. Очевидно, так же, как вчера. На земле был разведен небольшой костер из тлеющих углей. Около импровизированной жаровни на полу лежал сам работник кухни с вытянутой ближе к костру ногой. Между пальцами ног были аккуратно вставлены квадратные куски белого хлеба, предназначавшегося для тостов. Бубу время от времени вертел над углями ногой с целью прорумянить хозяйские тостики со всех сторон. Все-таки повар в этом человеке проступал довольно отчетливо.

Поднявшись на террасу, я не стал ничего объяснять хозяевам. Мне показалось, что информация о тостах вместе со вчерашними котлетными новостями носила бы уже избыточный характер. Мой монолог был посвящен тому, что, приютив беженца, выгнать его теперь было бы тактической ошибкой. Придется его держать до окончания решения вопроса об экстрадиции. Затем, сославшись на строгую диету, я сделал сам себе по старой привычке чашечку кофе и, откланявшись, поехал на встречу к новым адвокатам бывшего чиновника давать указания и инструкции. Вечером я возвращался в Москву.

Мы часто разговаривали по телефону. Васек-долбойог так и не был арестован, однако он получил строгое предписание прокуратуры никуда не отлучаться с Лазурного побережья и отмечаться в полицейском участке два раза в неделю. Практически домашний арест. Они с Зиной взяли еще одного беженца чернорабочим. Так, на всякий случай. Как ни странно, его тоже звали Бубу. Так что, по меткому выражению Зины-корзины, у них «дом теперь населен Бубуинами». Еще через пару месяцев я узнал, что один из Бубу полюбил садовника Анжея, и они вроде хотят узаконить свои отношения. Благо во Франции это приветствуется.