к газетному киоску. Чем черт не шутит, могли и в номер дать. Но развернув свежий номер газеты, статьи своей не нашел. Это немного огорчило его, но ненадолго. Дадут, никуда не денутся. Такую статью обязательно заметят, будут говорить. А там и стихи его пойдут…

Ах, как хотелось ему признания! Чтобы говорили о нем, на улицах узнавали, оглядывались, шептали завороженно: «Сомов идет». — «Где?» — «Да вон, вон же…» — «Какой молодой. А я его представляла уже в летах…» — «А кто с ним?» — «Да это же Мазуренко, говорят, способная ученая. Они дружат». — «Какая красивая…»

Сердце замирало от предвкушения близкой славы, и легко было, радостно, и голова немного кружилась. Впрочем, голова кружилась от другого, надо бы достать денег и еще подлечиться…

— Сева!

Он оглянулся, недовольно скривившись, — еще не хватало, чтобы мальчишки окликали его на людях как равного. Один из «подвальной студии» (Сева даже имени его не помнил) смущенно мялся, не решаясь подойти.

— Ну, чего тебе?

— Петьку отец побил…

— Ну и что? Значит, заслужил. — Сева уже пошел было мимо, но вид у мальчишки был такой испуганный, что он, томимый дурным предчувствием, снова остановился, спросил встревоженно: — Сильно побил? За что? Да ты ближе подойди, не орать же на всю улицу.

Мальчишка подошел, остановился понуро, как напроказивший ученик перед учителем, хотя Сева никогда их не ругал.

— Сильно, — бубнил он насупленно, монотонно, не поднимая глаз. — Петька у него деньги украл… хотел взять, а он поймал. Петька думал, что пьяный, а он проснулся уже. С похмелья он еще лютей.

Предчувствия не обманули. Сева уже понимал, чем все пахнет и куда дело клонится, но еще не хотелось сознаться себе в этом и оттягивал время, ерепенясь, нагнетая в душе осуждения всех и вся, этим только и умея пока защититься.

— Поделом, значит, — не воруй. Ему отец и так всегда давал, так чего же он полез? Ну ребятня пошла! Это же надо — к отцу родному в карман! Урок ему, урок. А ты мне-то зачем говоришь? Ты что думал, я его защищать буду? Да его мало побить — его в детскую колонию надо. Там быстро дурь вышибут, там умеют таких перевоспитывать. — Он остановиться не мог, все говорил, все выплескивал свою тревогу, боясь еще что-нибудь услышать — себя касаемое. Но бесконечно продолжаться это не могло, надо было все-таки спросить, с чего же мальчишка его остановил и новость такую выложил… — В милицию надо обращаться, а не ко мне. Я преподаватель физвоспитания, а тут самая примитивная уголовщина. Ну, чего молчишь? Чего воды в рот набрал?

— Я не набрал, — буркнул мальчишка.

— Мне-то зачем сказал? Ну?

— Ни за чем… Просто… Петька, когда отец его бил, сознался, для чего ему деньги нужны.

— Это для чего же? — уже все поняв, спросил Сева и сам услышал, как сорвался голос.

— За студию платить. — Мальчишка шмыгнул носом и быстро отступил, готовый дать стрекоча. — А отец его потом на весь двор кричал, что ноги повырывает и спички вставит тому, кто ребят обирает.

У него вдруг озорно блеснули глаза, — видно, весело было вспоминать, как бушевал водопроводчик, собираясь спички вместо ног вставлять такому атлету, супермену. Но Сева совсем иначе расценивал его веселость.

— А ты и обрадовался, — сказал он раздраженно. — Да пошли вы все. Мне, что ли, тренировки нужны? Ради вас, дураков, стараюсь, а вы… Но теперь конец. Так и передай всем: занятий больше не будет. Растите хилыми. Зато сэкономите, — совсем уже зло добавил он и отвернулся.

— Сева! — жалобно, с обидой позвал мальчик.

Но тренер уже уходил прочь, удалялась его статная фигура и длинные волосы колыхались в такт пружинистому легкому шагу.

Мальчишка еще сильнее надул губы и смотрел в его широкую спину, нахохлившись, исподлобья. Он уже жалел, что дернуло его за язык… Взрослые сами бы разобрались. А вот как теперь без тренера? Сева говорил, что бодибилдинг — штука серьезная, строгая система нужна. Он потрогал свои бицепсы — они еще только наливались силой, не закаменели — и вздохнул.

Сева же, едва отошел от мальчишки, понял, что так радостно начавшийся день испорчен начисто. Пьяный водопроводчик не выходил из головы. Хорошо, если только пошумит, — а ну как вздумает жаловаться… Скандалу не оберешься. До спорткомитета дойдет, того и гляди персональное дело раздуют. А круиз? Боже мой, все же сорваться может!.. Сердце зашлось от этой мысли. Эх, надо было послать пацана поразведать, что там и как.

Он быстро пошел назад, но мальчишки и след простыл. Томись теперь от неизвестности.

Сева и предположить не мог, на что решится Петькин отец.

9

Слесарь Воробьев заявился вечером пьяный и Петьку с собой привел. У сына лицо было зареванное, припухло, синяк темнел под глазом, он голову не поднимал, угрюмо смотрел в пол и наверное дал бы деру, не держи его отец крепко за руку.

— Это который тут Сева? — спросил Воробьев решительно и угрожающе, когда Кирилл Артемович открыл дверь.

— А что вам собственно надо? — в свою очередь поинтересовался хозяин, но отступил перед напором непрошенного гостя, шагнувшего в квартиру и сына втащившего за собой. — Сева! — крикнул он, оглянувшись растерянно. — Тебя!

Сева вышел в переднюю и все понял.

— Вы чего? — сразу перешел он в атаку. — Вам что здесь надо? Сына избили, теперь по чужим квартирам шляетесь в пьяном виде…

— Ты погоди, — вдруг совсем миролюбиво произнес слесарь и крупной своей ладонью потряс, — кричать не будем. Ты, значит, и есть Сева. Хор-рошо.

В дверях появилась встревоженная Наталья Сергеевна, за ней Борис выглядывал, и все выжидательно смотрели на пьяного Воробьева и на понурого Петьку, стараясь понять, что происходит. Один только Сева ясности не жаждал и стремился подавить агрессивные намерения водопроводчика, осмеять и выдворить из квартиры.

— Мы слушать вас не хотим! — все повышал он голос, заслоняя Воробьевых от домочадцев. — А тебе, Петя, стыдно должно быть. Мне все рассказали, все! Я никогда больше с такими людьми никаких дел иметь не буду. Вам силы, время отдаешь, а вместо благодарности одни только неприятности. Так что давайте отсюда!