Границы стали размываться.

* * *

Мари Роос не могла проглотить ни кусочка. Еда не шла дальше языка: сколь тщательно бы она ни пережевывала пищу, все превращалось в картонку и прилипало к нёбу. Проклятое письмо Мари засунула под одежду, чтобы оно не попалось на глаза кому не следует. Теперь оно давило на живот, словно было пухлым, как томик Бодлера, жгло кожу и напоминало ей о том, что она смертна.

Юнас по своему обыкновению с аппетитом накинулся на ужин. Он до сих пор так и не освоил столовый этикет, хотя они вместе уже восемнадцать лет. Никогда не ждал, пока все положат себе еду, облизывал нож. Ставил локти на стол. Не знал, в какой бокал наливать красное вино, а в какой – шампанское, и не видел ничего предосудительного в том, чтобы плеснуть (именно плеснуть!) себе к стейку немного шардоне.

Поначалу это раздражало ее. И еще больше раздражало мать. «Почему он не может есть как все приличные люди? Ты только посмотри, как он держит бокал! Пещерный человек справился бы лучше!» Защищая Юнаса перед родителями, Мари в глубине души соглашалась с ними. Но она любила его и прощала ему такое поведение. Своего рода, он и правда был выходцем из «пещеры». У него в детстве были совершенно иные условия и правила взросления, чем у нее.

Сейчас она смотрела на него, когда он подливал себе еще соуса, хотя в тарелке уже образовалось море. Ей было все равно. Его губы шевелились, и Мари понимала, что он говорит не переставая. Говорит прямо сейчас, поглядывая в ее сторону. Больше за столом никого не было, и ей следовало бы послушать мужа. Однако ни одного слова не долетало до ее сознания. Наверное, речь идет о работе.

Юнас стал генеральным директором в одной из фирм ее отца и трудился не покладая рук, чтобы доказать, будто он – достойная пара дочери владельца. Мари никогда не работала. Не то чтобы считала себя слишком благородной для труда – она никогда не валялась целыми днями в кровати. Но разговоры о слиянии предприятий, об экономическом росте или крахе, о расходах и прибылях с детства нагоняли на нее скуку.

– Здорово, – автоматически проговорила она.

Юнас кивнул и продолжил говорить, одновременно жуя. Мари опустила глаза в свою тарелку, чтобы не видеть, как изо рта у него вылетают крошки. «Никогда – слышишь меня – никогда не смей говорить с набитым ртом. И держи спину ровно. Ешь маленькими кусочками!» – прозвучал в ее памяти голос матери. Ей тогда было от силы пять лет. Юнаса такому никогда не учили, зато в свои пять он уже ловко открывал банки с пивом для отца.

Мари немного повернулась на стуле, и злосчастное письмо впилось в кожу уголком конверта. Было неприятно, но не настолько неприятно, как то, что было там написано. Это послание теперь заслонило собой все. Всю жизнь.

Обычно Мари любила готовить. Но сегодня в ушах словно стоял непрерывный звон. Лаура, помощница по хозяйству, приготовила стейк, а сама Мари – только соус. Руки двигались механически, смешивая ингредиенты на автопилоте.

Голос Лауры послышался на заднем плане, перебивая бубнеж Юнаса. Наверное, ее стоит послушать. Она бы хотела поехать на лето домой в Финляндию. Лаура проработала в семье Роос больше сорока лет, Мари любила ее. Она была для нее такой же неотъемлемой частью семьи, как и ее собственные родители. Но сейчас ей хотелось, чтобы та помолчала. Совершенно безразлично, будет ли здесь Лаура летом или нет. До лета еще было бы неплохо дожить. Слишком долгие планы.

Письмо, засунутое между брюками и трусиками, жгло, как брусок раскаленного металла. Удивительно, какими болезненными могут быть безобидные на вид вещи.

Это должно было случиться с кем-то другим.

Со мной такого случиться не может.

Это несправедливо, в конце-то концов.

Глава 54

Алекс ожидал, что они увидят виллу – возможно, чуть больше обычной. Но уже аллея, ведущая к дому, обещала нечто грандиозное. Усадьба. Она элегантно поднималась к небу всеми тремя этажами. Газоны – в идеальном состоянии, гравиевые дорожки выровнены, на земле ни одного листика, все кусты подстрижены фигурно. Невдалеке весьма изысканно журчал фонтан.

– Учитывая, по каким разбитым дорогам мы сюда добирались, я предполагала, что господин Юханссон живет в захудалой сторожке, – сказала Нина. – А тут дворец не меньше чем на пятьсот квадратных метров.

– Первое впечатление бывает обманчиво, – ответил Алекс. – Возьмешься определить, какого цвета наш собеседник?

– Боевое крещение? Мне надо проанализировать Юханссона?

Консультант кивнул.

– Попробуй. Потом сравним наши выводы.

В дом вела гигантская величественная дверь – будто стоишь перед входом в собор. Красное дерево, покрытое сотней слоев лака и металлическими заклепками, казалось, устоит при любой погоде до скончания времен.

Стен-Инге Юханссон открыл после первого же звонка. Окинув быстрым взглядом костюм Нины, он коротко поздоровался и тут же повернулся к гостям спиной. Указал им дорогу через просторную прихожую с мраморными полами и хрустальными люстрами – вверх по лестнице, вниз по лестнице, два поворота направо – и привел их в зимний сад – стеклянные стены с потолком и трехметровые пальмы. Хозяин дома усадил визитеров на удобный кожаный диван, сам уселся на такой же, напротив. На столе из полированного бетона уже стояли три чашки с дымящимся кофе.

Когда все расселись, Алекс задался вопросом, в каком же конце дома они находятся. В зимнем саду было холодно – градусов пятнадцать-шестнадцать, не больше.

– Вы сказали, что расследуете предположительное исчезновение Фредрика и Мартины. И детей, само собой. Я не понимаю, куда они могли деться. К каким результатам пришло следствие? – спросил Юханссон, минуя стадию светскости.

– Официально мы пока не заводили дела, – ответила Нина. – Просто ищем ответ на вопрос, куда могла деться семья.

Юханссон, седовласый, но поджарый и крепкий еще мужчина, нахмурился.

– Я думал, вы полицейские… И приходите только, так сказать, «по делу». Нет?

Так. Пожалуй, Нина действительно неудачно выразилась.

– Я инспектор криминальной полиции, – проговорила она и выпрямилась.

Юханссон кивнул на Алекса и приподнял брови. А ты, мол, кто такой?

– Алекс Кинг – следователь по особым заданиям, – проговорила инспектор Мандер как можно официальнее.

Судя по всему, он ей не поверил. Ну давай, не молчи, нужно занять его информацией, чтобы он не стал размышлять, на