А потом пришла еще одна беда. Баба Дуня хорошо запомнила этот день. Галина разговаривала с ней ласково, проникновенно, убедительно, а только она запомнила одно: внучка снова уезжает, и опять надолго. А за окном облетели уже все листья, а она все жила. Разве она не понимала?..

Иногда ей казалось, что даже солнце неодобрительно смотрит на нее, старую: «Чего путаешься под ногами? Мешаешь молодым?». Еще когда она ходила, как-то они с Галкой вышли прогуляться возле дома, далеко-то идти она боялась, кружилась голова, а мимо них проехала на велосипеде такая же бабка, только моложе ее, а сзади на раме – внук, пацан, упитанный такой, взрослый уже.

– Сам бы мог бабку везти, – заметила Галка.

Та и вправду запыхалась. Но, может, у той бабки только и оставалась радость – внука повозить, косточки размять. Как когда-то она везла на санках своего сына, а тот прикрикивал то ли шутливо, то ли грозно: «Шибче, быстрее, мама». А теперь баба Дуня и могла только цветы на подоконнике поливать, и то мимо. Татьяна ругалась, что воды много, земля кругом.

«А Галка ничего, поправилась там, кормят, видно, хорошо», – подумала Дуня. Земля требовала, ждала ее, только хотелось полежать в родной земле, может, поэтому и жила еще. Маменька-то ее с братьями в родной землице лежали. Далеко.

– Чего опять задумалась? – спросил, подойдя к ней, сын.

– Как умру, никуда меня не везите. Тут схороните, дорого больно.

– Вы есть идете? – в третий раз позвала невестка.

– А мне? – спросила Татьяна, видя, как Иван налил в себе стакан пива.

– А тебе хватит, ты же худеешь у нас.

После ужина позвонила Галя. Сначала поговорила с бабушкой, потом с отцом. Под конец Иван передал трубку жене.

– Дед приболел, – тихо сказала та.

– Жаль, – только и смогла ответить Галина.

Решила: хватит с нее пока. Впереди была еще старость родителей.

«Здравствуйте, наши родные Иван, Татьяна, Галя и ты наша старушка Дуня. Вот получила от тебя долгожданное письмо. Писала ты его в сентябре, а получила в октябре, сегодня 14 октября Покров, а на улице тепло, пыль, снегу нет и морозу, сегодня я одна. Танюша наша дома, отец дома, проводит в школу. Наташка еще не приехала. 16 жду. Все расскажет, как и что. Мы хотим продать мою квартиру, если что получится и уехать от пыли и всего плохого. У нас закрыли госбанк, закрывают почту. До чего мы дожили! Представь себе, нет бани. Вот воду дали, она чуть теплая, а берут, как горячая. Люди умирают, разбиваются. Был сильный пожар перед туннелем, даже медведь перебежал дорогу. Страшно. Пять машин разбилось. Вот война без войны. Люди гибнут страшно. У вас тоже по новостям показывали, что творится. Вот моя родная, думаю я от всех удрать, как хотят, пусть живут. Но это еще на воде вилами писано. Это знаешь, где семьдесят пятый километр в сторону бывшей лесопилки, деревня там Петькина, все на земле растет: дыни, арбузы, зямляника. Ездили туда смотреть, набрали четыре литра ягоды.

Вот, моя родная, Авдотья наша живет теперь на четвертом этаже, дали квартиру в благоустроенном доме, ходит к ней женщина, помогает по хозяйству. Та ей вроде после смерти обещала дом свой оставить. Поначалу скучала по дому, плакала, сейчас привыкает, но никуда не ходит. Мы на день пожилых людей ходили с ней в парк гулять. В парке там один наш местный торговец, хлеб нам по четвергам привозит, накрыл столовую. Второй год гуляем там весело, ученики пели, на ложках, играли, потом мы плясали. Соня была, ей еще триста рублей дали, а нам нет. Танька, дочка председателя нашего бывшего, пошла на пенсию, но пенсия маленькая, поэтому продавцом в продуктовом магазине работает. У нее Серега и Лена дети обои живут в городе. Вот такие дела. Моим дочуркам 11 октября исполнилось по 28 лет, но никто не гулял, такая жизнь сложная. Таня наша слепая, ходит в очках, и еще глухая, возили в город, одно ухо промыли, а теперь второе, а тут не могут. Ездили в районную больницу. Там врач в отпуске, никто не хочет ничего. Одно горе горькое. Делать нечего. Все помаленьку припасы на зиму делаю. Вот капусту еще не крошила, нет морозу, и бочки купила, два мешка капроновые по тридцать рублей. Толстые, не знаю, как выкиснет или нет и во что надо ставить.

Вот 16-17 сразу мороз, все замерзло. Водокачки, краны, два раза ходила, нет воды. А тут Леля, наша самая младшенькая, заболела, а у Ленки смена, побежала к нам. Сижу, нянчу. Надо таскать капусту, чистить морковь, а воды ни грамма. Обед не варю, поставила тыкву, пекла оладьи, и все сижу с моря погоды. Окна замерли, а я выхожу на улицу, все уши, губы, руки, все опухло, и зуд страшенный. Думала, будет помощь Лене, а хрен, еще больше забот. Условие хорошие там, где она работает, баня каждый день, столовая, хорошо, но работа тяжелая, по двенадцать часов на ногах. Она пока ученица, и по договору одиннадцать тысяч за полмесяца. Хотелось бы лучше, но пока нет ничего подходящего. А мне так тошно все быть одной. Ну вот вроде и все новости.

До свидания. Писала 17 ноября целый день. Переверни страницу, я тебе руку свою обвела. Вот как меня с руками крутит.

Привет от всех-всех, твоя сестра Вера. Ждем ответа как соловей лета».

~

В апреле Галя получила телеграмму: «Дед в больнице». Когда вернулась, его уже выписали. Лежал дома, ничего, вроде расходился. Мать навещала отца, советовала, рассказывала, какую гимнастику делать, что есть, что пить. А она попросила бабушку написать тетке Вере, спросить о Сашке. У них в группе освободилось место разнорабочего. Может быть, он и пошел бы? Работа не очень обременительная, на свежем воздухе, а главное подальше от дома. Сильно судьбой своей напоминал он дядю Пашу, она его еще в деревне застала, тот все шутил, смеялся над ее косичками. Вроде ничего особенного и не сделал в ее жизни, а запомнился, прикипел к душе, как прабабушка. Мало с ней тоже виделась, меньше, чем с дедом, а вошла в ее жизнь мощнее что ли… «Аз буки веди…».

Характерец у племянничка, по правде, дурной был. Да и знали они друг друга мало – не виделись сколько лет – и все же предложила. На всякий случай. Горбатого могила исправит, но кто не без греха… А ее из того омута,