Шрифт:
Закладка:
Жизнь не сводилась к простой арифметике. Для него она с детства была связана с деревьями на плотине, на которые они карабкались еще мальчишками. Нерукотворными вавилонскими башнями возвышались они над землей, и ты, сидя на ветке, тоже чувствовал себя чем-то большим, чем просто задорным, бесшабашным пацаном.
~
В ноябре на могиле бабушки Ирины установили памятник с ее изображением. Татьяна сдержала обещание насчет фотографии. Теперь осталось на следующий год, когда усядет земля, посадить многолетние цветы, сделать оградку. «Мы все здесь верующие. Кто живые, те и верующие, а мертвые и подавно. Потому как без веры здесь нельзя,» – вспомнил Иван фразу из какой-то книги.
– Пошли, – тихонько тронул он жену за локоть. – Уже поздно, Галка сегодня звонить должна. До снега еще раз приедем.
– Спи спокойно, мама, – попрощалась Татьяна.
Иван сам не шибко верил, но бабка и мать его молились, и Татьяне тоже, видимо, церковь помогала. Она ходила, ставила свечу за упокой души, заказывала службу. Он с уважением относился ко всем обрядам, соблюдал их, но бог для него был другой, не библейский. Его богом была совесть.
~
– Ну как вы там поживаете? – спросила Галя. – Что-то у тебя, бабка, голос хриплый.
– Так не разговаривала целый день.
– А-а-а, уже хорошо, а то я подумала, ангина что ли? Пенсию получила, приходил почтальон?
– Да. Только я дверь еле открыла.
– Бабка у нас мастак не те ручки крутить и кнопки нажимать, – вмешался в разговор Иван.
– Теряешь навык? Ты бы с кошкой разговаривала.
– Они на работе, а она тоже спит целый день. Я уж потом начну реветь: «Киса, киса, иди сюда».
– И что? Идет?
Баба Дуня обреченно махнула рукой.
– Куда там. Одно слово – зверь. Чего она соображает? Ты уж приезжай скорей. Я жду тебя. Боюсь, как бы мне не умереть раньше.
– Ну, это ты брось. Время быстро летит.
– Правда? А для меня – тянется.
~
Внучка приехала навестить родителей на Новый год, побыла пару деньков, заодно и с ней, бабкой поговорила. Татьяна опять завидовать начала. «Сидите?» – спрашивала с каким-то подвохом. «Сидим,» – как ни в чем ни бывало отвечали они и подмигивали друг другу. Да с запасом всласть не наговоришься. Хорошо догадалась – попросила внучку ногти ей подстричь, у той лучше всех получалось, – теперь долго Татьяну можно было не беспокоить, Иван-то не мог наклоняться, спина болела.
– Я Ивану говорю, а он: «Ты же живешь, чего тебе еще, мать». Так ты посмотри, может я умерла уже.
Татьяна тоже скучала по дочери, переживала, как она там. Хотела, чтобы Галка съездила с ней на могилку к бабушке, но все было занесено снегом.
– Ничего, осенью приеду, как раз на цветочки твои посмотрю. Не отцветут еще?
– Я хочу так посадить, чтобы с весны и до поздней осени цвели. Здесь будут… – увлекалась мать, заново переживая задуманное.
– Хорошо. Красиво будет. Бабушка Ирина любила цветы. А, да, в аптеку надо заехать, у бабы Дуни лекарства закончились.
Татьяна резко вскинулась, вспылила:
– Она их, таблетки, глотает прямо. Недавно покупали. Ты бы с ней поговорила, что нельзя столько пить.
Жизнь потихоньку налаживалась. Только одно было огорчительно для Татьяны: пока не вернется Галина, они с мужем были как привязанные, никуда не могли уехать, оставить бабку одну. Впрочем, к их отпуску дочь обещала освободиться, так подвести она не могла, хоть порой и гулял у нее ветер в голове. Делала, что хотела. Татьяна такой эгоисткой в ее годы никогда не была.
~
– Ну, как дела? Сидела, скучала, небось? – громко крикнула Галина, входя в дом и бросая вещи. – А вот и я.
Бабушка Дуня протянула руки, обняла дорогую, долгожданную.
– А что ела? Кашу, небось?
– Вареники варила.
– Вареники, – протянула Галина, изображая удивление. – Деловая колбаска!
– С картошкой и луком. Там вам остались. Вкусные. Дай хоть погляжу на тебя!..
– Ну, накинулись, – вывернулась внучка из цепких объятий. – Вас трое, нечестно на одного накидываться, а вот одному на троих можно.
Она подмигнула бабке и чмокнула ее в щеку.
– Пойду, разберу вещи.
Бабушка Дуня уже и привыкла к одиночеству. Еле рот расправила, давно не говорила. Слова подбирала не сразу.
– Антошка наш ноги поморозил, – докладывала она внучке. – Сестра написала, денег просила. Я сказала Ивану, возьми мои, отправь тысяч пять, а он все десять отправил. Я ему говорю: «С ума сошел?». А он: «Так он же не маленький, сапоги уже большие нужны». А нам какое дело? Пусть сами разбираются, пить надо меньше.
Родители были на работе, и, поскольку был конец недели, Галина решила пока убраться, заодно вспомнить, где что лежит. Вытерла пыль, помыла полы. В квартире сразу запахло свежестью. Она уже и забыла запах старости. Все вокруг было таким маленьким, тесным, хотя и родным.
– Красота, мы с тобой убрались!
– Где мы-то, – возразила баба Дуня. – Я что?
– Подоконник вытерла. Так потихонечку и надо. Подержи.
Галина протянула бабке тряпку, встала на диван, поправила картину.
– Это мне с тобой красота, как на курорте, а без тебя и не жизнь.
– Ну, начала.
– Конечно, начнешь.
Пожамкав в руках тряпку, бабушка Дуня направилась в ванную, сполоснуть да повесить на батарее.
Вечером Галя с матерью и отцом проехали на кладбище, навестили бабушку Иру.
–Хорошо фотографию перевели, – сказала Галя, глядя на памятник.
На могилке распустились цветы.
– У нас есть что выпить? – спросила Татьяна за ужином.
– Нет. Хватит, – ответил Иван.
– Ну, ладно. Так помянем.
– Чаем и конфетками, – подхватила Галя.
Ночью ей не спалось. Она тихо встала, подошла к книжной полке, взяла книжку. От бумаги приятно пахло знакомым запахом занимательных историй. Так в детстве пахли самые интересные книжки, которые с командировок привозил отец.
– Мать-то ничего не говорит, а я боюсь спросить, заревет на меня, какое твое дело, скажет, – жаловалась ей утром за завтраком баба Дуня. – Я никогда и не знаю, когда придут. Сижу и жду. Как хорошо мы с тобой, а то я одна была, и поговорить не с кем.
– Бабушка вообще обленилась. Ничего не хочет делать. Только сидит и ждет нас. В воскресенье даже чай себе не нальет, ждет, когда мы встанем, – шептала Татьяна дочери вечером, примеряя наряд. – Как думаешь, что мне надеть? Костюм или платье?
Мать собиралась на
