Шрифт:
Закладка:
– Неруда, Де Рока и Уидобро не терпели друг друга и писали об этой ненависти, а пресса посвящала многие страницы их ссорам. Поэты по-прежнему склонны публиковаться в прессе (хотя ее уже почти не осталось, выживают лишь две-три газеты), совсем не обязательно обсуждая поэзию.
– Чилийские поэты необычайно конкурентоспособны, в этом они походят на ньюйоркцев. Вроде того, как если бы они работали на фондовом рынке, где вращается много денег. Но ничего подобного здесь не происходит. А большинство из них – преподаватели или организаторы мастер-классов, причем даже самые молодые обучают всех желающих. Правительство выделяет стипендии, которых, по-видимому, недостаточно.
– Мне кажется, что некоторые поэты при желании могли бы возглавить какую-нибудь секту. Или стать сенаторами, президентами. Ведь Висенте Уидобро и Пабло Неруда в свое время фактически и были кандидатами в президенты. Не исключено, что нынешние чилийские поэты следуют их примеру.
– Чилийские поэты, как это ни удивительно, более известны, чем прозаики, и многие прозаики пишут романы о поэтах. Поэты здесь – как национальные герои, легендарные личности.
– Ни один из поэтов, у которых я брала интервью, включая двоих с фамилиями индейцев мапуче, не знал мапудунгуна[29], и всем им, похоже, не понравился мой вопрос об этом. Один из них ответил так: «А разве ты владеешь языком индейцев племен навахо, чероки или сиу?»
– Необходимо взять интервью еще у двухсот чилийских поэтов, и желательно, чтобы все они были женщины. Мне предстоит найти поэтов, которые не хотят давать интервью, но все-таки добиться своего.
– Мне показалось, что у значительной части опрошенных были серьезные проблемы с неприятным запахом изо рта.
– Ни один поэт полностью не посвящает себя поэзии. Да, конечно, я не знаю ни одной страны в мире, в которой поэты зарабатывают деньги. Дания? Но есть ли в Дании поэты? Если датчане считаются самыми счастливыми людьми в мире, то зачем им поэты? Значит, быть поэтом в Чили или где-то еще – это все равно что вести двойную жизнь – когда имеют две семьи или много семей. И, наверное, это неплохо, они не изолированы от жизни и знают реальность. Не сидят по домам, сочиняя красивые тексты.
– «Некоторые из нас гораздо лучше заполняют анкеты на получение стипендии, чем пишут стихи», – заявил мне один поэт, который жаловался буквально на все. На нем была футболка с надписью по-английски «Я люблю Нью-Йорк». И я допустила ошибку, указав ему на это, потому что решила, что он напялил такую футболку ради интервью… «Прогуляйся-ка по улицам наших городов, и ты встретишь десятки сопливых ребятишек из бедных семей в майках с фразами на английском. Ты думаешь, они понимают, что значат эти надписи? Люди носят дешевую одежду, которая попадает им под руку. У меня, например, имеется толстовка с надписью «Мичиганский университет», и я не помню, где ее взял. А попробуй-ка купить детскую одежду с фразами на испанском, это почти невозможно». Я спросила поэта, есть ли у него ребенок, а он ответил, что это, мол, слишком личный вопрос. И настоял на том, чтобы заплатить за мой кофе.
– Как пояснил мне Висенте, в Чили[30] назвать американца словом «гринго» или «янки» не обязательно служит оскорблением, хотя иногда звучит уничижительно. И добавил, что чилийцы употребляют слово «гринго» в общем смысле, имея в виду иностранцев. Французы, немцы – все они являются или могут быть «гринго».
– Персонаж «Чилийского ноктюрна»[31] существует! Это священник из «Опус Деи», сочиняющий стихи и выступающий с литературной критикой в прессе, он интересуется авангардной литературой… Его подлинное имя – Хосе Мигель Иба́ньес Ланглуа. Полагаю, он служит мессы в верхнем районе Сантьяго и продолжает время от времени публиковаться в газете «Меркурио», но, кажется, пишет не стихи, а статьи про Толкина и К. С. Льюиса.
– Некоторые из опрошенных хорошо разбираются в англоязычной поэзии. Один поэт, похожий на мышонка, поинтересовался, считаю ли я Элиота лучшим поэтом XX века. Я сказала – да, чтобы узнать его реакцию. Он одарил меня довольным взглядом и спросил, считаю ли я, что поэма Элиота «Бесплодная земля» лучше, чем «Четыре квартета». Я ответила, что «Четыре квартета» (которых не читала) – несомненно, лучшее произведение в творчестве Элиота. Он взглянул на меня разочарованно, будто мои слова нанесли ему невосполнимый ущерб. А затем заявил, что я понятия не имею о поэзии, и отказался продолжать интервью. Два других собеседника цитировали американских авторов, о которых я даже не слыхала, и иногда мне казалось, что они выдумывают их, чтобы подразнить меня. Однако, погуглив эти имена, я убедилась, что они существуют.
– Вероятно, местные поэты стремятся стать миллионерами, ведь Неруда был миллионером. Однако сдается мне, что многие местные стихотворцы умерли в нищете. На самом деле их цель – иррациональна. Должно быть, они не исключают ни одну из двух возможностей: стать миллионером или умереть в нищете.
– Я всей душой возненавидела проклятые восточные платаны. Мне не нужна защитная тень этих деревьев, лучше уж улететь к центру солнца, чем приближаться к этим дерьмовым растениям, которые здесь повсюду. Мне кажется, что проклятая аллергия длится долгие годы, всю мою жизнь.
– Чувствую, что Карла меня ненавидит, хотя этому нет никаких доказательств, ведь она хорошо относится ко мне. Но я ей не верю. Она слишком уж старается быть со мной корректной.
– Существует группа поэтов, которые организуют «дожди стихов» над местами, отмеченными политическим насилием. Они разбрасывают с вертолета закладки для книг с тысячами стихов и уже успели провести эту акцию в Дубровнике, Гернике, Варшаве, Берлине и некоторых других городах. Разумеется, начинали с Сантьяго, сбросив закладки над президентским дворцом «Ла-Монеда». До чего же оригинальный, привлекательный и содержательный проект! Проблема лишь в том, что эти же самые поэты устроили конкурс для женщин, попросив участниц прислать им фотографии своих задниц. Ни больше ни меньше.
– Уже три раза я видела на улице нищего, торгующего с тележки из супермаркета рукописями своих стихов. По словам Висенте, ознакомившегося с его творчеством, стихи просто великолепны. А по мнению Пато, они – плод болезни, что лишает их «эстетической ценности».
– Большинство тех, у кого я взяла интервью, полагают, что поэзия спасет мир, и считают себя героями-революционерами, что вызывает у меня улыбку. И все же я не берусь утверждать, что они не правы. Может, они действительно изменят мир. Возможно, они революционные герои. Их книги, должно быть, содержат ключи ко всему этому.
– Все опрошенные подарили мне свои сборники стихов и при этом выглядели как бизнесмены, вручающие визитные карточки. Я предупреждала каждого, что
