дороге из Лондона, погоде на пути сюда из коттеджа. Несмотря на болезный вид, она, рассказывая о походе в театр с Генри, Фанни и мистером Хейденом, выглядела расслабленной, не такой настороженной, какой бывала в городе.

— Мистер Хейден составил вам компанию в театре? — спросила Кассандра. — Аптекарь Генри?

— Я уже говорила тебе, милая моя, он не аптекарь. Он — Хейден, нечто среднее между ангелом и человеком. — Она взглянула на меня. — Вы согласны со мной?

— Манеры у него действительно приятные. И весьма выдающиеся ресницы.

Кассандра перевела недовольный взгляд с меня на Джейн и обратно.

— Но вы же не считаете, что Фанни…

— Фанни, несомненно, дарует свою приязнь с благоразумием. В отличие от большинства знакомых мне племянниц — не считая присутствующих, Мэри-Джейн! Что наводит меня на мысль — как поживает Анна? — Речь шла о старшей дочери Джеймса, которая вышла замуж годом ранее и стала матерью в двадцать два года. — Как поживает ее малышка Джемайма? Как же мне хочется их повидать. Почему Уайарды так далеко живут?

— Но это ведь не так уж далеко? — спросила я. — Всего лишь в нескольких милях от Чотона, разве нет?

— Это если по прямой, как летают птицы, — ответила Джейн. — Но мы-то не птицы. И, что хуже, у нас нет коляски: мы живем очень скромно. Будь погода не столь скверной, я могла бы взять мамину ослиную повозку, но для поездок зимой она не годится.

— Неужели мистер Найт не предоставит вам свою коляску? — Я не могла вообразить, чтобы он им отказал. Он был ко всем так добр. Дал им жилье. А ведь она — сама Джейн Остен! Ей следует предоставлять все, чего она пожелает. Подобный ход мыслей говорил о том, что я, впав в экзальтацию от встречи с ней, временно тронулась умом.

Все ненадолго замолчали, а затем Кассандра ответила:

— Разумеется, при необходимости… Эдвард — добрейший из братьев, и он никогда нам не откажет. И все же мы не хотим злоупотреблять его великодушием.

Я вспомнила, как прочла о том, что после рождения того или иного из многочисленных детей Найтов Кассандра месяцами жила в Годмершаме, их поместье в Кенте, где присматривала за старшими племянниками или помогала с другими насущными делами. Казалось бы, чем еще заниматься взрослой незамужней тетке. Однако, несмотря на наличие шести детей, ни одному из которых не исполнилось и восьми лет, миссис Фрэнк Остен, похоже, и в голову не приходило использовать своих золовок в качестве бесплатной прислуги.

Ощутив легкое разочарование в Эдварде, я сказала:

— Что ж, тогда предлагаю вам пользоваться нашим экипажем — как если бы он был ваш, — сколь праздные прогулки вы бы ни затеяли.

Засмеялись все, даже Мэри-Джейн.

— Вы очень любезны, мисс Рейвенсвуд, — сказала миссис Фрэнк Остен, — и очень вольно распоряжаетесь экипажем брата.

— Разве не принадлежит он мне в той же… — начала было я и осеклась, осознав свою ошибку.

— Мы обязаны определить доктора Рейвенсвуда в ранг братьев высшего сорта, — поспешила заметить Джейн. — Не уверена, что даже наши могут с ним потягаться, Кассандра. И то, что он купил ландо, а не двуколку, говорит само за себя — о том, как джентльмен заботится о своей сестре, да и вообще о всяком, до кого достает его благодушие. — Она начала эту речь с притворно-серьезным видом, но потом ее слова зазвучали искренне, едва ли не мечтательно, будто что-то пришло ей на ум.

— Вы меня озадачили, — сказала я, радуясь, что она сменила тему. — Чем же брат с ландо лучше брата с двуколкой?

— Если задуматься, двуколка — это транспорт для эгоиста. Экипаж для джентльмена — и только для него. А вот в ландо в одиночку может выехать и леди — с удобством и соблюдением всех правил приличия.

— Очень практично, — сказала миссис Фрэнк Остен. — В особенности когда супруг годами пропадает в море. — Она печально вздохнула.

— Из него выйдет великолепный муж, — продолжала Джейн. — Будь у меня настроение подыскать ему партию… Но, к счастью для вас, мисс Рейвенсвуд, мое воображение ныне занято иными проспектами, и ваш великолепный брат останется в вашем распоряжении. Его молодая жена не выставит вас без гроша и в обносках из своего пышно обставленного дома на Беркли-сквер, или где ей там подобает жить. — Она внезапно послала мне озорную улыбку, и я вдруг поняла, что очень по ней соскучилась.

— Пусть только попробует! — сказала я, а Кассандра, глядя на Джейн, предостерегающе покачала головой.

— Но у вас, разумеется, достаточно и собственных средств, — все рассуждала Джейн, а ее лицо снова приняло мечтательный вид. — Полагаю, более чем достаточно?

— Джейн! — возмутилась Кассандра.

Но тут проснулся Герберт-Грей и, безутешно разрыдавшись, положил конец расспросам на эту тему, и мы переключились на восхищение силой его легких.

Дни между Рождеством и крещенским сочельником прошли в восхитительном мареве застолий, распевания гимнов, сжигания рождественского полена и игр в пантомиму, а затем жизнь вернулась в спокойное русло, типичное для зимы за городом, однако меня тревожили две вещи. Мы не могли бесконечно гостить в Чотоне; несмотря на то что Эдвард в своей скромной манере продолжал убеждать нас, будто мы можем оставаться у него, сколько захотим, у пребывания в чужом, пусть даже самом гостеприимном доме существовали свои ограничения. Мы хотели поселиться достаточно близко, чтобы иметь возможность без проблем навещать Джейн и прочих, но свободных домов в округе никак не находилось. Эдвард убеждал нас, что держит ухо востро, что все непременно устроится и что нас в любом случае рады здесь принимать.

Второй проблемой была необходимость расположить к себе обитательниц коттеджа, чтобы как-то подобраться к письмам и рукописи. Прогресс в этом деле шел медленно, особенно до возвращения Джейн из Лондона. За эти недели я нанесла несколько визитов Марте, миссис Остен и Кассандре, и меня принимали скорее из вежливости, чем с радостью; было ощущение, что они не знают, как вести себя со мной. Состояние, которое привлекло внимание Генри, делало нас в сравнении с ними почти королями — возможно, от этого им было не по себе. И все же я испытывала раздражение, замечая, насколько благодушнее они держались, когда Лиам составлял мне компанию в этих визитах. Пикировка давалась ему куда лучше, и я с этим смирилась. Куда сильнее меня напрягало подозрение, что они считают его более важной персоной, просто потому что он был мужчиной. Весьма распространенная в начале девятнадцатого века позиция, однако встретить ее в доме самой Джейн Остен было неприятно.

Мэри-Джейн, семи с половиной лет от роду, обожала игру в бирюльки, к которой я тоже обнаружила в себе талант, и шила быстрее и лучше, чем я. Она любила расспрашивать меня о Ямайке, демонстрируя свой пытливый ум, а также удивительно слабые