Шрифт:
Закладка:
* * *
Темными вечерами начала декабря корреспонденты со всего мира часто собирались в американском баре около пресс-лагеря. Они допоздна пили, играли в шахматы и иногда разговаривали о политике. Выпивка была дешевой, всего 10–20 центов за порцию, но советским корреспондентам постоянно не хватало карманных денег. Иностранные журналисты часто брали по нескольку угощений на всех, и вслед за тем завязывались разговоры на смеси языков[612]. Советский журналист Полевой вспоминал, как корреспонденты после судебных сессий подшучивали друг над другом: «Здесь любят остроумие, ценят едкое слово и, что особенно приятно, умеют посмеяться и над собой». Он считал, что иностранцы искренне хотят лучше узнать советских журналистов и выяснить их мнения о войне, международной политике и даже о роли прессы[613]. Американский репортер Харольд Бёрсон вспоминал советских корреспондентов как людей по-озорному веселых, зачастую остроумных и «очень истово проповедующих коммунизм». Он также считал, что некоторые из них «мыслят гораздо независимее», чем хотят казаться[614].
Ефимов, Кармен, Вишневский и остальные «курафеи» иногда присоединялись к другим корреспондентам в американском баре возле пресс-лагеря или гуляли по городу, но чаще всего собирались друг у друга в номерах «Гранд-отеля» с бутылкой водки или виски. В удачные вечера кто-нибудь из них приносил посылку с соленой селедкой, икрой или другим деликатесом с родины. Эти мужчины (все они были мужчинами) обсуждали последние слухи из России и дурачились, стараясь забыть о войне, которую вновь переживали каждый день в зале суда. Любимым развлечением были пьяные возгласы («Плевали мы на вашу атомную бомбу!») и ругательства на русском и ломаном английском в адрес настольных ламп, где, как считалось, были установлены «жучки»[615]. В первые недели процесса Ефимов и Кармен жили в одной комнате. Но Ефимов решил, что Кармен и его друзья слишком буйные, и переехал в другой номер, желая отдохнуть от пьянства, курения и шумных компаний[616].
Вечером субботы 8 декабря, в разгар приездов и отъездов из «Гранд-отеля», был убит советский шофер. По советским отчетам, ефрейтор Иван Бубен около 11 вечера сидел в своей машине, когда в него выстрелили из пистолета через окно. Другой советский водитель встревожился, стал искать источник шума и увидел двух американских солдат и двух немецких полицейских, которые несли Бубена ко входу в отель. Бубен успел сказать другому водителю: «В меня стрелял американец» – и дважды подтвердил это в присутствии солдат, прежде чем потерял сознание. Его доставили в американский госпиталь; врачи нашли пулевую рану со входным отверстием выше сердца и выходным ниже легких. Он умер через пару часов[617].
Бубен был доверенным членом советской делегации. Он регулярно возил советского следователя по особо важным делам Михаила Лихачёва и был приписан к Вышинскому во время его ноябрьского визита в Нюрнберг. Секретный отдел ТАСС рапортовал Сталину, что в убийстве, вероятно, был виновен пьяный американский солдат, и характеризовал Бубена как человека дисциплинированного и (в отличие от некоторых его соотечественников) не посещавшего американских баров[618]. На следующий день после убийства Руденко послал Джексону записку. По его мнению, было крайне подозрительно, что убийцу не схватили, учитывая, что преступление совершилось «у освещенного входа в отель, тщательно охраняемый американской полицией». Он добавил, что из-за отсутствия быстрой реакции американцев советские сотрудники стали бояться за свою жизнь[619]. Джексон заверил Руденко, что военные власти США предадут преступника правосудию[620]. Но фактически никого не арестовали. Более того, среди американцев и британцев пошли слухи, что реальным преступником был обиженный русский, который хотел убить Лихачёва (главу советской госбезопасности в Нюрнберге), но по ошибке убил Бубена. В момент убийства Бубен сидел на пассажирском месте лихаческого лимузина, бросающейся в глаза роскошной черно-белой машины с обивкой из красной кожи, якобы из личного гаража Гитлера[621].
Ил. 24. Роман Кармен (четвертый слева), Всеволод Вишневский (второй слева) и другие корреспонденты позируют с американским часовым перед «Гранд-отелем». 1945–1946 годы. Источник: РГАЛИ. Ф. 2989. Оп. 1. Д. 870. Л. 2
Тайна убийства Бубена так и осталась нераскрытой. Возможно, что стрелял пьяный американский солдат. По словам советских корреспондентов, «джи-ай» были постоянными клиентами нескольких баров рядом со зданием суда и регулярно «заимствовали» машины для увеселительных поездок. Вечерние аварии на дорогах стали так часты, что, как вспоминал Полевой, местные власти в виде предупреждения установили разбитый джип на пьедестале в центре оживленной городской площади[622]. Секретный отдел ТАСС в своем рапорте об убийстве, отправленном в Москву, решил использовать сценарий с пьяным американцем и описал другие инциденты с не контролирующими себя «джи-ай». Молчаливо предполагалось, что какой-нибудь американский солдат хотел просто угрожать Бубену, но случайно выстрелил. Согласно этому рапорту, неделей раньше другому советскому шоферу у входа в «Гранд-отель» угрожал оружием пьяный американский солдат; он заставил шофера покатать себя по городу. Еще одному шоферу тоже угрожал американский солдат, но тому удалось выскочить из машины и укрыться в «Гранд-отеле»[623].
Прочитав эти рапорты, советские руководители призвали усилить меры безопасности. Но в случае Бубена американские слухи вполне могли оказаться истиной. Кто-то из советской делегации мог попытаться свести счеты с Лихачёвым, который посылал в Москву обвинительные рапорты об Александрове и других членах советской делегации. Лихачёв во время своего краткого пребывания в Нюрнберге заработал репутацию исключительно неприглядной личности. (Ходили слухи, что от него забеременела одна из советских сотрудниц и он заставил ее сделать аборт.) Руденко лично просил Горшенина решить вопрос с Лихачёвым, а Горшенин в свою очередь обратился к партийному руководству и Смершу с просьбой его заменить. После убийства Бубена советские руководители
