наследственного престола. Нам нужен истинный царевич, а не случайный проходимец, который мог бы повредить столь важному делу. Обман может открыться, и потому престол святого Петра должен остаться незапятнанным, – рассуждал Климент.

– Святейший государь, я займусь этим вопросом безотлагательно и отправлю к Константину Вишневецкому своего человека, – высказал свои мысли секретарь.

Апостолик согласно кивнул головой и добавил:

– Да, Рангони, позаботься, чтобы письмо это было сохранено[62]! Некоторое время спустя я сам перечту его, – секретарь послушно поклонился.

– Помню, что после смерти польского короля Штефана (Батория) на польский стол литовскими князьями выдвигалась кандидатура юного русского царевича Димитрия. Мы, конечно, не можем содействовать поощрению русской ортодоксальной партии, желавшей сначала царя Феодора, потом Димитрия, тогда ещё ребёнка. Тогда ребёнок был не опасен – но в будущем…! – рассуждал апостолик.

– Государь, ныне ситуация изменилась… Ребёнок вырос, но не стал польско-литовским королём, венчанным по ортодоксальному обряду! – отметил Рангони.

– Вот-вот! События 1591 года очень смутны. У нас пока нет достоверных сведений, кто этот молодой человек. Тут много и «за» и «против» него. Но мы выясним это в ближайшее время. И после того, как убедимся в его истинности, приложим все усилия, чтоб сделать его своим орудием в святом деле, тем более он объявился уже римским неофитом, – продолжал апостолик.

– Думаю, что одного последнего обстоятельства будет не вполне достаточно. Но если к этому условию мы приобщим ещё и женщину римского вероисповедования, то это будет важный шаг к успеху, – с хитрой улыбкой высказал свои соображения Рангони.

– Христианский венец и союз двух любящих сердец – дело угодное Господу и престолу святого Петра, – подвёл черту апостолик.

Секретарь поклонился папе, а Климент мановением руки отпустил его.

* * *

В апреле 1603 года в сёлах и деревнях Русского Нечерноземья нечем было засевать поля. Ни то, что беднота, но даже средние слои населения не могли купить дорогой хлеб. Голодающие начали отлавливать и есть кошек и собак. Затем в пищу пошли: лебеда, трава, липовая и берёзовая кора. В отдельных местах были отмечены случаи людоедства.

Правительство Годунова не жалело средств на борьбу с голодом. В Смоленск было послано единовременно 20 тыс. рублей для раздачи народу. В столице царь велел раздавать нуждающимся ещё большие суммы денег. Кроме того, он организовал общественные работы, чтобы прокормить население. Но денежные раздачи не достигали цели. Деньги теряли цену день ото дня. Между тем слухи о царской милости распространились по стране. Народ толпами хлынул в столицу, отчего голод более усилился. Годунов, пытаясь бороться с хлебной спекуляцией, даже велел казнить нескольких столичных пекарей, мошенничавших при выпечке хлеба.

Однако меры правительства не имели серьёзного успеха. Бояре, скопившие большие запасы зерна, остались глухи к призывам власти, оказать помощь голодающим. Царь Борис не осмелился идти на серьёзный конфликт с богатейшими из своих подданных. Попытки обуздать бешеные спекуляции торговцев также не удались. Царь Борис сохранил поддержку верхушки феодального сословия. Но Годунову не удалось завоевать народные симпатии. А среди основной массы дворян и детей боярских его авторитет стал быстро падать. Социальная опора династии Годунова резко сократилась.

Своеволье помещиков и бояр, спекуляция хлебом, голод ожесточили крестьянство. Годунов проводил денежные и хлебные раздачи только в посадах и городах. Делалось это, прежде всего, чтобы сохранить посады как источник денежных поступлений (налогов) в казну. Сёла и деревни не знали бесплатной раздачи милостыни и хлеба. Российское крестьянство оказалось предоставлено само себе. А ведь крестьяне из года в год кормили государство, оброками наполняли царские житницы. Но голодающие крестьяне если и получали хлеб, то не безвозмездно, а на условиях заёмной кабалы. Обнищавшие и пришлые крестьяне не могли рассчитывать даже на заем и обречены были на мучительную смерть. Даже в дворцовых волостях и вотчине Годуновых дело ограничилось продажей крестьянам «старого» хлеба в долг по кабальным росписям. Дворцовые приказчики доносили в Москву, что многие нуждавшиеся крестьяне пришли в город и «стали по улицам з женами и з детми, голодом и с озноба помирали».

Мор стал повсеместным. По городам и весям звонили погребальные колокола. Смерть косила население по всей стране, но особенно сильно голод ощущался в Центральном Нечерноземье. Покойники лежали вдоль дорог не убранными. В городах их едва успевали вывозить в поле, где закапывали в скудельницы. Только в Москве власти за время голода погребли в трёх больших скудельницах 120 тысяч покойников. Говорили, что в голодные годы «вымерла треть царства Московского».

Сотни и тысячи голодных крестьян, холопов и посадских людей собирались на сходки. Ярость и ненависть к богатым и имущим сплачивали простонародье. Собравшись «за един», брались за оружие. С весны 1603 года по Р. Х. всё чаще на посадских и сельских звонницах били в сполошный колокол. Центральная Россия стала впервые в своей истории ареной широкого повстанческого движения. Запылали купеческие, боярские и помещичьи усадьбы, ворота закромов и амбаров были выломаны. Голодные крестьяне и холопы, взявшись за вилы, секиры и ножи, «грабили» и делили господский хлеб. Помещики и бояре, кто успевал, с семьями бежали в города – под защиту воевод, под защиту оборонительных стен и башен. «Шиши» или «разбои» – так стали именовать повстанцев в документах Разбойного приказа, перекрыли все дороги вокруг Москвы и ближайших к ней городов. В стране начиналась крестьянская война.

Ядром восставших, как правило, становились «боевые холопы». Они являлись значительной частью состава боярских дружин и сотен конного дворянского ополчения. В мирное время боевые холопы, чаще всего, жили в доме или во дворе своего господина и находились на его обеспечении. Если же боевой холоп жил в собственном дворе на селе или в деревне, то и в таком случае он в значительной степени зависел от господина, если часто сопровождал его в боевых походах. Эти боевые слуги хорошо владели оружием, в отличие от крестьян, не имевших военных навыков. В голодные годы бояре и дворяне перестали снабжать продовольствием и кормить боевых холопов. Потому значительная часть их оказалась в рядах восставших. Благодаря им повстанческие отряды смогли вступать в бой и выдерживать значительные и продолжительные боевые столкновения с правительственными войсками. Один из самых крупных отрядов, действовавших к западу от Москвы возглавил некто, по прозвищу Хлопко Косолап.

* * *

В конце апреля князь Константин Вишневецкий пригласил Иваницкого погостить в Сандомире у его друга – воеводы Юрия Мнишка. По словам князя Константина, Мнишек был хорошо наслышан о делах в Брагине, в Остроге, в Гоще и сам лелеял надежду лицезреть и видеть в гостях у себя законного наследника Московского престола.

В Православных странах