Шрифт:
Закладка:
Шет думал недолго, всего пару секунд. Не зря он на отборе попал в первую десятку.
– Хорошо, учитель, – с показным смирением склонил голову этот шутник и перевел взор на изгоя, – входи. Справа в углу свободное место.
Фидди как-то дернулся, словно хотел сказать в ответ нечто дерзкое, но сдержался. Крепче вцепился в свой чемодан и осторожно, бочком, протиснулся мимо парней в дверь.
А я только теперь обратил внимание на тех, с нем ему предстояло жить несколько дней и постарался спрятать усмешку. Кроме Шета всего трое, Тал с Лариком и Мих.
Глава двадцать вторая
– Отец, – Дор появился, как всегда неожиданно, – духи принесли указ. А у меня как раз есть немного времени.
– Тогда идем, – тотчас принял я решение, – Мих, пора идти за подарком.
– А больше никого не возьмете? – осторожно осведомился Шет.
– Можем взять тебя, за правильное решение сложной задачки, – отвечаю веско, радуясь про себя возможности показать ученикам ценность дисциплины.
– Нужно взять и Ларика с Талом, – почти несчастно шепчет Мих, – я их раньше позвал. Они мне помогут.
– Мих, – говорю мягко, мгновенно осознав свою оплошку, – конечно мы их возьмем. Просто предупреждай в следующий раз, откуда я мог знать?
– А нас? – звонко интересуется Нель.
Девушки появились в зале почти вслед за мной, но наблюдали за спором молча и я вполне мог бы поощрить их разумное поведение, но…
– Вас не возьмем, – ответил за меня Дорик, – Гевель – сугубо мужская обитель и девушек туда даже на порог не пускают. И попытку привести вас в гости воспримут за оскорбление.
– Извини… мы же не знали, – ученицы выглядели озадаченными.
– Ничего, – улыбнулся им напарник и оглянулся на парней, – Все готовы?
Духи высадили нас неподалеку от высокой каменной монастырской стены, монументальностью похожей больше на тюремную.
– Нам нужен настоятель, – показав знак королевского ока, требую у открывшего ворота монаха.
Здоровенный бородатый мужик, в выбеленной солнцем рубахе, подпоясанной серым фартуком с огромными карманами, некоторое время изучал нас с откровенным недоверием, затем вздохнул и сказал сочным басом:
– Входите.
Развернулся и ничуть не заботясь о распахнутой калитке, размашисто пошагал в сторону навесов, тянувшихся вдоль дальней стены. Мне даже смешно стало, нужно быть совсем слепым и наивным, чтобы не заметить настолько простой и очевидной ловушки.
Разумеется, мы и калитку захлопнули, и засов задвинули. А еще посадили на него древня, так, на всякий случай.
Навес оказался пристроенным к каменной ограде коровником. Длинным, просторным. И во всю длину тянулись деревянные настилы, на которых стояли что-то непрерывно жующие коровы. Вполне узнаваемые, хотя я таких еще никогда не видел.
И до этой минуты даже не подозревал, что такие вообще бывают.
Высокие, как самые мощные тяжеловозы, но в два раза толще. И огромное, как бочонок, вымя.
Подозреваю, из-за него Миху понадобилась именно такая корова.
В коровнике довольно шумно, пыхтят и чавкают огромные животные, поскрипывает телега, на которой такие же плечистые монахи развозят крупные куски тыквы и мешки с молотым зерном, а еще чтото неумолчно и настойчиво звенит.
Приведший нас монах ловко нахлобучивает на голову странный чепчик, ставит под корову большое жестяное ведро и хватается за вымя. В дно и стенки ведра ударяют тугие белые струи и в стройный хор странного звона добавляется свежий звук.
Я зачарованно смотрю, как напрягаются мужские плечи, когда сильные пальцы неутомимо добывают ценный продукт и главный вопрос сам слетает с губ:
– Мих, а сколько она дает молока?
– Три ведра, – гордо сияет он.
– Четыре, – с упреком поправляет его монах.
– За раз? – охнул я, представив ряды бочек, полных молока.
– За день, – дружно поправили меня знатоки коровьей жизни.
Уже легче, значит молочное половодье нам не грозит. Зато возникают другие, не менее важные вопросы. Но первый задаю вовсе не я, а не прекращающий работу монах.
– А кто из вас будет ее доить?
– Я, – тонко пискнул Мих, однако тут же справился с собой и уверенно повторил, – я.
– Ну, пробуй, – монах тотчас встал с трехногой табуретки.
Мих выхватил из кармана белый поварской чепец, какие носят кухарки в Монтаеззи, напялил его на голову, и, сполоснув в бадейке руки, сел к ведру.
Снова зажурчали веселые тугие струйки, успокоенно выдохнул переживавший за друга Шет. А вот у меня с каждой минутой настроение портилось все сильнее.
Нет, я ни в коей мере не осуждал приемного сына за желание накормить новую семью и друзей свежими и вкусными продуктами. Наоборот, очень радовался его заботливости и отзывчивости. Но эта, несомненно прекрасная корова сильно осложнит Миху жизнь.
По моим самым скромным подсчетам ему придется тратить на нее три-четыре часа в день, а Мих и так загружен дополнительными занятиями. Ему нужно получить хоть малейшее представление о различных науках. От правописания и счета до механики и торговли. Про изучение языков, химии и литературы пока и вспоминать не стоит. К тому же, для очей лучшим считается обучение на наглядных примерах, а они в школу не приходят. Значит, все пойдут ловить и изобличать мошенников, а Миху нужно будет чистить навоз и таскать корм. Много корма, судя по тому, сколько она дает молока.
Парнишка торопливо смахнул со лба пот и я помрачнел сильнее. Вот, еще и это. Пастушок в последние годы питался очень скромно… и сил у него намного меньше, чем у здоровяка-монаха.
– Мих, ты не один хочешь попробовать свои силы. Уступи место брату, – с шутливым укором объявил Дорик, и я перевел дух.
– А ты умеешь? – удивился парнишка, но с табурета все же слез.
– В старших братьев нужно верить, – балагурил напарник, отставляя в сторону почти полное ведро, – давайте другое.
– Сейчас, – насмешливо фыркнул монах, перелил молоко в стоящий на тележке шестиведерный бидон и вернул ведро Дору. – Чепчик надень.
– Не нужно, – отказался тот, задумчиво глядя на уменьшившееся вымя.
Мелькнули призрачные зеленые ручки и в дно ведра дружно ударили тугие непрерывные струи молока, словно открылись невидимые краники. Меньше минуты – и вымя мягко повисло, став втрое меньше.
– Ну, с таким братом не пропадешь, – с легкой завистью похвалил монах. – Выбирайте корову.
– А вы какую посоветуете? – осведомился я вежливо.
– А я бы королю никакой не продал, – с неожиданной неприязнью огрызнулся он, и тут же явно пожалел о внезапной вспышке. Поджал губы и сухо процедил, – он пишет –