Антон Залевский, давая показания, точно описал его внешность. Мне было только непонятно, где они познакомились — бывший военный и ученый-химик.

Все оказалось просто. Михаил подрабатывал, где придется, в том числе и в гараже института, в котором трудился Антон. Там и познакомились, когда Залевский попросил посмотреть двигатель в машине. Спустя время Зайцев куда-то пропал, и Антон, конечно, думать о нем забыл, а встретил случайно, уже сбежав из тюрьмы.

Этот побег стоил ему огромных денег, и в первый момент, увидев знакомое изуродованное лицо, Залевский испугался, что Зайцев его сдаст. Но все оказалось как нельзя лучше — Зайцев и сам не был заинтересован во встречах с сотрудниками правоохранительных органов.

После ухода из гаража института Михаил встретил старого армейского приятеля, который работал теперь у депутата Сурикова. Он и помог Михаилу устроиться водителем. Суриков сперва морщился, видя изуродованное лицо Михаила, но потом постепенно оценил молчаливого, исполнительного Зайцева и начал доверять ему кое-какие поручения. Терять одинокому Михаилу было нечего, и он брался за любую работу, даже не совсем законную — покровитель твердо обещал, что поможет «в случае чего».

А потом жена Сурикова, красавица Алана, закрутила роман с каким-то бизнесменом по имени Рустам и сбежала. Зайцев выследил для шефа и Рустама, и Алану, сменившую внешность. Алана успела сбежать и где-то затеряться, но разозленный Суриков не остановился. Он вызвал к себе Михаила и сделал ему предложение, от которого Зайцев, пораскинув мозгами, решил не отказываться.

За свою просьбу Суриков пообещал такую сумму денег, что Михаилу хватило бы и на операцию, и на новые документы, и на спокойную жизнь где-нибудь за границей — чтоб наверняка.

Он ошибся только в первом случае, когда облил доктора Локтева серной кислотой. Поняв, что такие методы быстро выведут на него сотрудников полиции, Зайцев сменил тактику и начал инсценировать самоубийства, и все бы ничего, если бы не досадная случайность.

В клинику пластической хирургии он приехал за Инной Калмыковой, но наткнулся на еще одну заказанную ему медичку. Михаил сперва растерялся, но потом обрадовался — за один заход убрать последних, и все, можно уезжать после операции. В том, что подозрение на него не падет, он был уверен.

Встретив Антона Залевского, Зайцев сперва, как и сам Антон, был напуган этой встречей, но потом рассудил, что Залевский может пригодиться чем-нибудь. А уж когда узнал, что его последняя «подопечная» Инна Калмыкова — бывшая жена Антона, понял, что это судьба.

Потому просьбу нарвать с клумбы в клинике цветов Михаил воспринял как шутку, но исполнил.

— Зачем тебе эти цветы? — просовывая букет сквозь прутья изгороди, спросил он, и Залевский улыбнулся:

— Это любимые цветы моей супруги.

Зайцев решил, что ненависть Антона к жене пойдет ему на пользу, можно будет обставить все так, что это Антон ее убил. Однако все пошло не по плану — Залевский украл своего сына из лагеря. Михаил услышал об этом краем уха в клинике и понял, что пора бежать. Залевский мог его выдать, нужно было срочно скрываться. Но он не успел.

Невзоров рассказал мне об этом, добавив, что теперь дело об убийстве в моей клинике будет закрыто, виновный задержан.

Я выдохнула с облегчением.

Мы сидели в моем кабинете, пили кофе и вдруг Матвей спросил:

— Послушай… а ведь мне не дает покоя то письмо, помнишь?

— Какое? — я отставила чашку на столик.

— Ну то, что пришло из московской клиники, про Инну Калмыкову? Может, его стоит отдать Невзорову?

— Это зачем еще?

— Вдруг она все-таки что-то еще от нас скрыла?

Я опустила взгляд в чашку, долго вглядывалась в желтовато-коричневый ободок, оставшийся на ее краях. В памяти всплыл разговор с Семеном, состоявшийся там, в лесу, где нашли сына Калмыковой — разговор о чужой вине и чужой ноше. И тут у меня все сошлось, как в последний момент складываются разрозненные кусочки мозаики, которые до того никак не подходили один к другому. Но ты делаешь какое-то движение рукой — и бац! — они вдруг ложатся именно так, как должны были.

— А с чего мы решили, что письмо было о Калмыковой? — спросила я, подняв глаза на мужа.

— Ну а о ком еще?

— Нет, погоди… там ведь даже половую принадлежность из текста не вычленишь! — я вскочила с дивана и кинулась к столу. — Да где же оно? — раскидывая бумаги, я искала тот самый листок и нашла. — Вот! Смотри — тут везде «доктор» — а это может быть кто угодно.

— И ты думаешь, что это…

— Я не хочу так думать, но, судя по словам Семена, так и есть. Автор этой анонимки — профессор Кайзельгауз, как ни прискорбно. Стиль ему знаком — наверняка не одного коллегу угробил в свое время такими письмами.

— Погоди, — нахмурился муж. — Семен тебе об этом сказал?

— Ой, Матвей, ну не об этом, конечно же! Он рассказал мне о том, как ему пришлось взять на себя вину за ошибку отца, и его по-тихому попросили из клиники, не став раздувать скандал. Отец сказал, что через пару месяцев — полгода, когда все уляжется, он возьмет его обратно, но Семен решил иначе, и профессор обозлился. Сам-то он уже давно нормально не оперировал, все сын, вот и… В общем, остался Борис Исаевич без рук в прямом смысле слова, вот и решил хоть так нагадить.

Я поморщилась, а Матвей, вздохнув, произнес:

— Н-да… ну и мерзавец все-таки наш проректор… Собственного сына так подставить…

— Когда у тебя ничего, кроме регалий, не осталось, приходится выкручиваться. К счастью, у Семена хватило духа противостоять. Из него отличный хирург получится — без отцовского давления.

Эпилог

Сына Инны Калмыковой врачам удалось спасти. Сама Инна взяла отпуск и по совету Иващенко уехала с мальчиком в санаторий, где работал психотерапевтом старинный приятель Ивана. Он и помог Инне немного прийти в себя и начать работать с постоянным чувством вины, преследовавшим ее всю жизнь.

Алина Калмыкова все-таки бросила медицинский институт и подала документы в академию художеств, пообещав матери, что ее закончит непременно. Она ушла из дома и стала жить в общежитии, подрабатывая официанткой в баре «Железный конь».

Семен Кайзельгауз прошел испытательный срок и получил постоянный контракт. В свободное время он по-прежнему гоняет на мотоцикле в компании своих байкеров. С Алиной они поддерживают дружеские отношения, она по-прежнему зовет его «воспитателем колонии для малолетних».

Антону Залевскому добавили срок за побег. За похищение ребенка он наказания