Вашингтон засыпал меня срочными приказами, требовавшими от меня «безотлагательных» анализов стратегических аспектов конфликта и оценок его исхода. Аллен Даллес лично написал, что ему нужны от меня ежедневные рапорты для государственного секретаря — рапорты, в которых излагалась бы точка зрения его человека в Тайбэе. Как правило, такая ситуация чревата трениями между начальником базы и послом, но я, прежде чем отсылать свои рапорты в Вашингтон, показывал их Драмрайту и, кроме того, подталкивал другие разведывательные подразделения к тому, чтобы они тоже отсылали в Вашингтон свои соображения, если хотят. Добиться, чтобы разведывательные подразделения более или менее гармонично сотрудничали друг с другом, согласовывая при этом свои действия с послом, не всегда легко. Ключ к успеху лежит в способности привлечь штаб-квартиру и местные силы ЦРУ к помощи коллегам в работе — это создает дружескую атмосферу, которая в конечном счете способствует самому ЦРУ в осуществлении собственных его задач.

Одолеваемый рядом дурных предчувствий, я работал над анализом и оценкой состояния воинских частей на острове Цюемой. Мои оценки ситуации были более благоприятными, чем выводы большинства других аналитиков. Вместе с тем, анализируя общее положение в азиатском регионе, я высказывал мнение, что оказать помощь (без прямого участия в военных действиях) Тайваню в защите острова Цюемой — в интересах США и что это предотвратит эскалацию войны. Я полагал, что успешная оборона острова тайваньскими вооруженными силами с помощью американских военных советников приведет к значительным трениям между воинственным режимом Мао Цзэдуна и более осмотрительным советским политбюро, трениям, которые катализируют все остальные факторы, ведущие к китайско-советскому расколу. А если это действительно так, то данный кризис — излагал я свою позицию — является самым значительным международным событием всей послевоенной эры.

Как бы то ни было, но Цюемой удалось отстоять, министр обороны КНР Пэн Дехуай впал в немилость, а позже и вовсе был объявлен предателем, тогда как правительство генералиссимуса Чан Кайши в результате всего этого стало сильнее в военном и моральном смыслах. На побережье, напротив Тайваня, Мао еще долгое время держал значительную часть своих войск, но никогда уже не решался на открытые военные действия.

У меня сохранился сувенир с тех времен — осколок 152-миллиметрового бронебойного снаряда. В первый день сражения снаряд пробил стену бункера, где находился министр обороны Тайваня Ю Давей, один из осколков царапнул его по лицу, он подобрал его и позже подарил мне.

Кстати сказать, Ю Давей обратил мое внимание на то, что на осколке кириллицей написано, что снаряд был изготовлен в 1941 году. Осколок этот, занесенный волнами мировой политики сперва на другой от Москвы край света, а потом на Цюемой и на мой письменный стол, — свидетельство тех сложностей, распутыванием которых приходится заниматься разведке. Оружейное клеймо помогает составить представление о количественных и качественных характеристиках военной промышленности страны, где это клеймо было поставлено.

Операции тайваньской базы ЦРУ

Описывать детально операции моей базы нет необходимости, тем более что методы ее работы до сих лор являются секретом. Важно отметить следующее: мы очень мало знали тогда о Китайской народной республике (а в действительности, и сейчас знаем крайне мало). С белым лицом невозможно затеряться даже в море желтых лиц, и особенно в полицейском государстве. Время от времени мы засылали в КНР храбрецов-китайцев, добровольно соглашавшихся на такое задание. Их сбрасывали с парашютом в каком-нибудь отдаленном районе или ночью высаживали с резиновой лодки на безлюдном побережье, они прятались в домах старых своих друзей или родственников и охотились за нужней нам информацией. Для такого рода дел нужен был немалый героизм. В ходе этих операций мы иной раз прибегали к помощи специального самолета — одолев вершины Гималаев, он устремлялся в северо-западные районы Китая: там, как мы знали, СССР создал полигон для испытания атомных бомб и, как мы подозревали, сооружал испытательную площадку для управляемых ракет — в районе Лянчоу (где уже был пущен в строй построенный СССР огромный завод по переработке урановой руды).

Шансы уцелеть для этих агентов были невелики, и постепенно мы переключились на другие пути сбора разведывательной информации: при помощи редких путешественников, дипломатов и, главное, при помощи разведки средствами связи и аэрофотосъемок.

Я помню, какое напряжение царило в радиорубке (нарочно сооруженной на холме, над Тайбэем), когда наша разведгруппа вела передачи из КНР. И сердце разрывалось от сострадания, когда, после долгого молчания, она вновь выходила в эфир, но начинала передачу с кодового сигнала свидетельствовавшего, что ее арестовали. Порой мы все-таки вступали в эту радиоигру и извлекали из нее какую-то пользу, но, как правило, это были малозначительные операции, не оправдывавшие особых усилий.

К концу 50-х годов мы пришли к выводу, что в основном следует полагаться на самолеты и радиоперехват. Специально обученные и должным образом снаряженные китайские летчики и радисты совершали чрезвычайно рискованные полеты над территорией КНР — самолет летел над самой землей, чтобы зафиксировать работу радаров и обнаружить зенитные установки, которые открывали по нему огонь. Во время таких операций в радиорубке в Тайбэе тоже царило напряжение, зато они приносили богатый урожай разведывательной информации.

После того как в мае 1960 года СССР сбил U-2, мы начали добиваться, чтобы тайваньским ВВС выделили несколько самолетов U-2, на которых лучшие их летчики совершали бы полеты над КНР (благо коммунистический Китай располагал лишь несколькими комплексами SA-2, при помощи которого и был сбит Пауэрс). Но разрешения нам не давали до тех пор, пока я сам не отправился в Вашингтон, где изложил, насколько нам необходимо располагать точной информацией о современном оружии Китая, и убедил начальство, что для этого нужны U-2 — тем более, что вероятно, в ближайшие годы U-2 смогут безнаказанно летать над КНР. Тайвань с радостью согласился взять на себя полную ответственность за такого рода полеты, и несколько первоклассных пилотов изъявили желание сесть за штурвал U-2.

Не велик секрет сказать, что в течение некоторого времени (пока фотосъемки со спутников не стали охватывать не только СССР, но и Китай) большую часть информации о современном вооружении Китая мы получали благодаря аэрофотосъемкам, осуществлявшимся этими пилотами — самыми смелыми из всех мне известных. После одного из первых полетов U-2, длившегося несколько часов, мы получили отличные снимки, запечатлевшие ракетные испытания, сведения о которых показывали, что Китай продолжает начатую совместно с СССР программу испытаний современной технологии. Программа эта, однако, зашла в тупик после того, как Москва отозвала своих специалистов. Но для нас эти снимки были дороже всяких миллионов. Наша страна в неоплатном долгу