Шрифт:
Закладка:
Белоснежная блузка с вышитым распашным воротом и рукавами-фонариками обнажала завлекательную ложбинку и горделивую шею, украшенные многочисленными драгоценными ожерельями.
И без того выдающуюся по размерам грудь, еще выше поднимал шнурованный корсет из блестящего щелка. Оттого талия ее казалось тоньше тростинки - а бедра еще круче.
Волосы цвета пшеницы были заплетены в косу, полагающуюся замужней женщине, и уложены нимбом вокруг головы.
Подведенный сурьмой брови ее были подняты высоко, яркие яблочки румян цвели на щеках, а на лице застыло брезгливое недоумение.
Ее можно было бы понять - жен и наложниц обычно не звали в Полночный Покой.
Здесь Султана развлекали рабыни и развратницы и развлечения эти были таковы, что даже всемогущий султан не считал возможным приносить их на супружеское ложе.
Все это было написано на лице любимой жены Султана - и звучало в ее капризном тоне.
- Муж мой, я счастлива, что ты вспомнил обо мне в этот ночной час...
Но неудачное, ох, какое неудачное время, выбрала Лейла для иронии.
Если и было у нее чутье, сегодня оно блукало где-то далеко...
А возможно, подвело Лейлу то, что не была она уроженкой Султаната и оттого некоторые обычаи не были для нее очевидными.
Ни одной из старших жен Султана не пришло бы в голову покуситься на право карать и миловать - это право мужчины и только мужчины.
Но Лейла была родом из Шема, а там мужчина брал единственную жену, а остальные женщины в доме склоняли перед ней голову.
Оттого Лейла не видела разницы между рабыней в гареме и рабыней, носящей на плече личный картуш Султана, границы между личным имуществом мужа и жены.
Хотя, хватало же ей ума не пытаться управлять личными служанками других жен и наложниц. Лишь ябедничать и наушничать Калабу...
Но, как бы то ни было, ошибка уже была совершена...
***
Калаб забился в темный угол Полуночного Покоя, а маленькая рабыня стояла на коленях у ног господина - и ее исполосованная спина была ярко освещена.
Султан кивком направил взгляд «любимой жены»: «Это ты отдала приказ Калабу?»
Видимо, звезда-управительница судьбой Лейлы сегодня была в негативном аспекте, ангел-хранитель взял выходной, а разум заснул - хотя разум никогда не был ее сильной стороной.
Рабыню Лейла сочла столь малозначащей причиной, что ей и в голову не пришло, что венценосный супруг поднял ее с постели по столь ничтожному поводу.
- Маленькая мерзавка надерзила мне, и я сказала Калабу поучить ее. Зачем ты звал меня, муж мой, среди ночи? - и привычно-обольстительно улыбнулась...
Но не стоило ей подогревать монарший гнев столь долгим ожиданием.
***
- Эта рабыня надерзила тебе? - теперь брови приподнял Султан.
Но Лейле еще не приходилось видеть в гневе своего венценосного супруга, и она не придала значения признакам приближающейся бури, от которых многоопытный Калаб вжался в стену и попытался перестать дышать. Когда повелитель начинал говорить тихим вкрадчивым тоном, это предвещало могучий ураган. - Почему ты не сказала об этом мне?
Лейла небрежно взмахнула рукой.
- Это всего лишь рабыня в гареме! Не отвлекать же Повелителя Султаната от дел государства ради таких мелочей! Я уж и не помню всех глупостей, что она наболтала...
Калаб в ужасе схватился за голову и даже на бесстрастных лицах фидаинов мелькнули предвкушающие улыбки.
Капризную и заносчивую Лейлу сильно недолюбливали на женской части дворца, но опасались ее частого и беспрепятственного доступа к уху Султана.
Ремесло «ночной кукушки» в исполнении Лейлы поднялось до высокого искусства.
Сейчас же корабль Лейлы на всех парусах летел к катастрофе, но никто не собирался придти к ней на помощь.
- Из-за слов, которых ты даже не запомнила, ты велела Калабу наказать эту рабыню?
Тут даже Лейла почувствовала неладное в медоточивом тоне Повелителя Юга, но снова свернула не туда...
- Кого интересуют слова рабов? Если бы в этом был смысл, боги избавили бы их от ошейника и клейма! - и тут Лейлу осенило. - Так эта дрянь осмелилась пожаловаться тебе?!
- Нет, любимая жена моя, она не жаловалась мне, но теперь мне стало интересно, что же за дерзкие слова заставили тебя обратить внимание на ничтожную рабыню...
И сказав это, Султан воскликнул громким голосом: «Эй, А`амир (عامر), явись ко мне!»
С мягким шелестом, будто развернулся бумажный свиток, по правую руку от кресла Правителя, прямо посреди Полночного Чертога, растворилась дверь и из нее выступило существо, лишь отдаленно похожее на человека.
Ростом по пояс взрослому мужчине, в мягких войлочных чувяках и само, как из серого войлока или подкроватной пыли сбитое, с лысой головой, длинным носом-баклажаном и большими круглыми глазами.
Существо поклонилось и прошелестело: «Слушаю и повинуюсь, Великий Султан!»
***
При виде домового фидаины, как по команде, скрестили пальцы в защитном знаке от этого сына шайтана, а Лейла от неожиданности шарахнулась в сторону. Ей еще не приходилось встречаться с этим обитателем дворца, и никто не предупреждал ее о возможности такой встречи.
- Скажи, А`амир, слышал ли ты слова, которые рабыня сказала госпоже Лейле?
Домовой демон горделиво подбоченился.
- Ничто, сказанное на женской половине дворца Великого Султана не минует слуха А`амира, ничто, совершённое, не минует его глаз!
В руках демона волшебным образом появился тут же развернувшийся серый свиток и, уткнув в него длинный нос, домовик деловым тоном произнес: "Сегодня утром, возвращаясь в свою комнату, указанная рабыня встретила в коридоре госпожу Лейлу со служанками и Великая Госпожа, Твоя супруга, сказала ей: "Как смеешь ты, ничтожная, бродить тут нагишом без стыда и приличия?! Мы не Великий Султан, нас не соблазнить твоими тощими костями!". И служанки ее смеялись..."
- Как интересно, - холодным тоном произнес Султан. - Продолжай...
- Нет, это всё было не так! - воскликнула Лейла, уже предчувствую неприятности. - Эта нечисть всё говорит не так!
Но Султан перебил ее: «А`амир не умеет лгать! Послушаем его. А то твоя память, Лейла, колышется как пламя свечи - то помню, то не помню...»
***
- Как смеешь ты, ничтожная, бродить тут нагишом без стыда и приличия?! Мы не Великий Султан, нас не соблазнить твоими тощими костями! - две доверенные девки, как и госпожа их - шемки, рассмеялись над худенькой рабыней, моментально опустившейся на колени перед свободными женщинами.
Но рабыня оказалась остра на язык.
- У рабыни нет стыда, Великая Госпожа,