Шрифт:
Закладка:
Осенью 1932 года московское руководство объявило о ряде изменений в казахской политике, главным из которых стало постановление ЦК ВКП(б), принятое 17 сентября 1932 года824. Согласно этому постановлению все кочевые хозяйства республики на два года освобождались от централизованных хлебо- и скотозаготовок. Кроме того, было дано разрешение на дополнительную помощь этим хозяйствам хлебом и семенами. Казахские хозяйства в животноводческих районах получали разрешение держать у себя 100 голов овец, 8–10 голов рогатого скота, 3–5 верблюдов и 8–10 лошадей для личного пользования. Подобные же разрешения, хотя и менее щедрые, были предоставлены жителям районов, классифицированных как оседлые. Рекомендованный тип колхоза в животноводческих районах тоже изменился: на смену более жесткой артели пришел более простой ТОЗ825. Партия отозвала лозунг «оседания на базе сплошной коллективизации» и решила продвигать более постепенный подход к коллективизации среди нового оседлого населения826.
И все же постановление от 17 сентября не слишком улучшило положение казахов. В преамбуле к постановлению ЦК в очередной раз подтвердил, что оседание кочевников-казахов на землю является правильной стратегией, и тем самым дал повод для новых репрессий против голодающих беженцев. Республиканские чиновники жаловались, что многие из обещанных Москвой поставок зерна вообще не пришли или пришли с сильной задержкой. Хотя постановление от 17 сентября дало разрешение держать скот для личного пользования, разрешение это ничего не значило, поскольку скота в республике практически не осталось. Руководители республиканского, областного и районного уровней отнесли распределение помощи и внедрение обещанных постановлением изменений к задачам низкого приоритета и практически не отслеживали их выполнение.
В то время как московское начальство подавало новую политику, воплотившуюся в постановлении от 17 сентября, как путь к хозяйственному восстановлению Казахстана, Молотов и Сталин продолжали требовать от республиканской администрации новых хлебопоставок. Так, 8 ноября они написали верховному руководству Казахстана, требуя «действительного перелома в хлебосдаче»827. И 10 ноября крайком принял решение заносить на черную доску отдельные районы республики, сознательно применяя методы террора, за несколько дней до этого испробованные против голодающих жителей Украины и Кубани828. А 21 ноября от Сталина пришла телеграмма, в которой утверждалось, что «хлебозаготовки в Казахстане падают скачками и ведут к фактическому прекращению заготовок». Сталин давал понять, что крайком и Казахский совнарком должны «перейти на рельсы репрессии»829. В конечном счете на черной доске оказался 31 район республики830. В декабре 1932 года Политбюро приняло решение о депортации тысяч кубанских казаков: примерно 10 тысяч из них были сосланы в Казахстан, увеличив количество ртов в республике и усугубив ее бедственное положение831.
За нехватку хлеба кто-то должен был ответить, и козлом отпущения стал Голощёкин. В начале 1933 года по приказу ЦК ВКП(б) он был снят с поста партийного секретаря республики. Официально Голощёкин был назначен на новый пост – главного государственного арбитра при СНК СССР. Но в его карьере наметился быстрый спад. Отбытие Голощёкина из Казахстана в феврале 1933 года было отмечено лишь небольшой статьей, затерявшейся на третьей странице республиканской газеты832. В августе 1933 года эта же газета публично раскритиковала Голощёкина за ошибки его руководства и за грубое нарушение ленинско-сталинских принципов833. Оказавшись в опале в Москве, Голощёкин страдал от депрессии и подумывал о самоубийстве834. В 1941 году он был расстрелян, разделив участь многих из тех, кто вступил в партию на заре ее существования.
Приказ снять Голощёкина с должности секретаря крайкома пришел из Москвы, из ЦК, но каким именно образом этот чиновник попал в опалу у Сталина и других высших руководителей, остается неизвестным. На республиканском уровне Голощёкин потерял поддержку в последние несколько месяцев перед смещением, однако не вполне ясно, было ли это недовольство связано с импульсом из центра. В письме к Сталину в июле 1932 года Исаев отчасти связал ужасающее экономическое положение республики с голощёкинским руководством. Он сообщил, что, по его мнению, «товарищ Голощёкин не будет иметь необходимой силы для решительного поворота»835.
В августе и сентябре 1933 года, после своего смещения, Голощёкин написал ряд гневных писем Сталину и Кагановичу, протестуя против «бесцеремонной „проработки“ и оголтелого шельмования меня, которое сейчас происходит в Казакстане под руководством крайкома». Он призвал ЦК вмешаться в дискуссию и четко изложить, в чем были его ошибки836. Голощёкин решительно отвергал попытки своего преемника, Левона Мирзояна, охарактеризовать все семь лет его, Голощёкина, руководства как «антипартийные» и «антиленинские» и подчеркивал, что ЦК не раз поддерживал и одобрял его действия в Казахстане837.
Тем не менее, несмотря на написанное в сентябре 1932 года письмо в ЦК, в котором Голощёкин критиковал «ошибки и недочеты» кампании по коллективизации в Казахстане838, именно он стал козлом отпущения за провал хлебозаготовок в республике. Подобно многим своим коллегам в соседних республиках, Голощёкин был жестоким правителем, безжалостно трудившимся над преобразованием вверенной ему республики. Но вместе с тем он был и прагматичным администратором, который пытался бороться с негативными последствиями деятельности партии в Казахстане и просил союзный центр смягчить политику в отношении республики, когда считал, что эта политика идет во вред экономическим интересам СССР. Другой причиной различий в политике Голощёкина и его преемника может быть фактор внешнего давления: Мирзоян встал во главе республики именно в тот момент, когда политика центра в отношении Казахстана стала меняться. Хотя репрессии при Мирзояне не прекратились, при нем произошел ряд иных изменений, указывавших на желание Москвы компенсировать экономический ущерб.
В Казахстан, на смену Голощёкину, Мирзоян прибыл в начале 1933 года. Он родился в крестьянской армянской семье в нагорно-карабахской деревне и по окончании всего лишь восьми классов школы отправился в Баку – важнейший каспийский порт и главный политический центр Кавказа. Там он вступил в партию большевиков и работал под началом Сергея Кирова, выдающегося революционера с обширными связями в партии, впоследствии ставшего во главе ленинградской партийной организации. С началом первой пятилетки Мирзоян переехал в РСФСР, где стал сперва секретарем Пермского окружкома, затем вторым секретарем Уральского обкома и наконец занял должность первого секретаря Казахстанского крайкома ВКП(б).
Мирзоян имел немало общего со своим
