что он стоял во враждебных отношениях к своему предшественнику Льву. Так как, притом, Михаил тотчас по воцарении возвратил из изгнания сосланных при Льве иконопочитателей и освободил из темниц заключенных сюда за иконопочитание при том же императоре, то надежды православных получили еще большую силу. Но это были напрасные надежды. Михаил собственно не хотел быть гонителем иконопочитателей, по он не хотел быть и покровителем их. Это был равнодушный враг икон. Феодор Студит очень хорошо характеризует Михаила, когда говорит: «огонь погас (разумеется Лев Армянин), но за то остался дым», т. е. Михаил[212]. Рассчитывая найти на первых порах в Михаиле такого человека, который бы исполнил желание иконопочитателей касательно восстановления икон в Церкви, патриарх Никифор, Феодор Студит и многие митрополиты, возвратившиеся по императорскому приказанию из ссылки, отправились было к Михаилу приветствовать его с восшествием на престол и просить его восстать на защиту икон. Все высшие иерархи усердно просили царя исполнить желание Церкви. Внушительно говорил о том же с императором и знаменитый Феодор Студит. Но император остался нем к их увещаниям. Он объявил им, что не хочет делать никаких изменений в положении Церкви: какою он нашел ее, такою она и останется, Император сказал депутатам: «хороши в прекрасны ваши слова, но так как я никогда доселе не поклонялся никакой иконе, то какою я нашел Церковь, такою и оставлю ее: вам же я предоставляю власть свободно держаться догматов, как вы говорите, православной веры, впрочем вне этого города (Константинополя), где каждый из вас захочет жить, не опасаясь и не ожидая себе никакой опасности от нашей власти». Сказав это, он отпустил их из дворца[213]. Впрочем, император не оставил дела иконопочитателей и иконоборцев вовсе без внимания; подобно Льву Армянину он хотел примирить их. С этою целью он назначил собор, на котором должны произойти прения между иконоборцами и иконопочитателями. Но этому собору не суждено было состояться. Сторона православных отказалась принять участие на соборе. Православные находили это бесполезным и унизительным для себя. Они находили, что иконоборцы слишком закоренели, чтобы можно было от собора с ними ожидать чего-либо доброго для Церкви, да и не позволительно, говорили они, иметь общение с явными еретиками: это противно правилам[214].

Вмешиваясь в дела Церкви, по вопросу об иконах, император по-видимому желал только того, чтобы иконопочитание очистилось от суеверных примесей, и указывал на существование их в практике церковной. До нас сохранилось послание Михаила, писанное им на Запад (к императору Людовику Благочестивому). В нем по поводу иконопочитания на Востоке говорилось: «Прежде всего они (иконопочитатели) изгнали из церквей св. крест (!)и вместо него повесили иконы и пред ними лампады; пред ними они воскуряют ладан и вообще оказывают им такое же уважение, как и кресту, на котором распялся Христос. Они поют пред ними псалмы, поклоняются им и ожидают именно от икон себе помощи. Многие облекают их льняными покровами и делают их кумовьями при крещении детей. Другие, принимающие на себя монашество, оставили прежний обычай, чтобы кто-либо из известных лиц при пострижении их получал волосы в свои руки, а кладут волосы на образа. Некоторые пресвитеры и клирики соскабливают даже краски с образов, примешивают их к Евхаристии. И еще другие кладут Евхаристию на образа и отсюда уже причащаются. Иные совершают Евхаристию не в церквах, а в частных домах и притом на образах, которые служат вместо престола»[215]. Но это были только благовидные слова, в сущности Михаил был более врагом икон, чем императором, заботившимся о процветании истинного благочестия. Так в патриархи по смерти Феодота Касситеры избирается прямой иконоборец Антоний[216]. Царствование Михаила, далее, не чуждо было и прямых гонений на иконопочитателей. С течением времени он начал преследовать монахов, наказывая их всячески, а иконопочитателей из числа мирян сажал в тюрьмы и посылал в ссылку. В особенности при нем пострадали: монах Мефодий, впоследствии патриарх Константинопольский, которого он держал под крепкою стражею на одном из островов, — и Евфимий, епископ Сардикийский; этот сначала подвергся изгнанию, а потом так жестоко был наказан воловьими жилами, что он скончался[217].

Переходим к обозрению последнего иконоборческого царствования — Феофила, сына Михаила Косноязычного, вступившего на престол византийский в 830 году. От Феофила, как и от отца его, Церковь не ожидала иконоборства. Он одушевлен был самым горячим участием к делам церкви, к благосостоянию её, и отличался ревностным почитанием пресв. Богородицы и св. угодников. Он сам сочинял церковные песни, которые и употреблялись при богослужении. Иконопочитатели полагали, что он будет настолько рассудителен, что уступит требованию большинства лиц в церкви, восстановит иконы; в самом же деле случилось не то. Его ревность к церковным делам получила направление не в пользу православия: виною этого больше всего было воспитание Феофила. Его учителем был непримиримый враг икон Иоанн Грамматик, который вкоренил в сердце Феофила иконоборческие стремления и оказывал на него влияние самое невыгодное для иконопочитателей; и это тем более, что Иоанн Грамматик вскоре (в 833 г.) сделался патриархом Константинопольским. Феофил был не лучше самых жестоких иконоборческих императоров. Его ярость обратилась в особенности на монахов, между которыми было много иконописцев и в которых он встретил наибольшее сопротивление себе. Многие монастыри были опустошены, ни один монах не осмеливался показываться на улицах столицы. Художники между ними получили запрещение писать иконы, и если однако же вопреки запрещению, они продолжали заниматься этим делом, то подвергались телесному наказанию. Так например случилось с монахом Лазарем. Руки иконописцев были опаляемы при помощи раскаленных железных досок. Не меньшим бедам подвергали себя и ученые защитники иконопочитания. Император сам вступал с ними в диспуты и горе было тому, кто не убеждался доводами Феофила. Так двое братьев, Феофан и Феодор, родом из Иерусалима, за подобное преступление не только были наказаны двумястами ударами палок, но им начертан еще был на челе один греческий, содержащий насмешку, стих, почему они и получили название «начертанных» (γραπτοί). Также ученый монах Мефодий должен был в продолжение семи лет скрываться от ярости Феофила на одном острове, где он жил в пещере с двумя разбойниками. Но такие гонения нимало не останавливали иконопочитателей в них ревности; так, тот самый Лазарь, который наказан был палками, тотчас же с места казни спешит в храм Предтечи, который находился в Константинополе, и, исполненный религиозного воодушевления, начертывает здесь образ Иоанна Предтечи[218]. Такие факты должны были поднимать дух иконопочитателей.

И действительно поднимали, ибо уже в самое царствование Феофила при дворе его образовалась