Грант кашляет подо мной, и раздается шорох, который, я надеюсь, означает, что он перевернулся на бок, чтобы я могла снова заснуть без его назальной симфонии. Он снова храпит, на этот раз еще громче. Я вздыхаю. С таким же успехом можно и встать.

Перекидываю ноги через край кровати и спрыгиваю на пол. Я не беспокоюсь о шуме, потому что если даже звук, исходящий от его лица, не разбудил его, то ничто не разбудит.

Экран телефона показывает, что сейчас три часа ночи. Решаю еще раз просмотреть свои вчерашние фотографии, надеясь, что меня зацепит что-нибудь новое. Вчера вечером я нашла три снимка, которые мне понравились. Два из пещеры и один с фермы. А еще мне нужно провести исследование, где на острове фотографировать дальше.

С ноутбуком под мышкой я выскальзываю из комнаты и направляюсь вниз. В доме темно и тихо. Дверь Матео предсказуемо закрыта.

Дилан и Финн спят на диванах, а Шон громко храпит, сидя в кресле. Я на цыпочках прохожу мимо них к раздвижной стеклянной двери и проскальзываю на террасу.

Ветерок прохладнее, чем обычно, и хотя толстовка согревает меня, мои голые ноги покрываются мурашками. Я беру полотенце из стопки неподалеку и набрасываю его на стул, затем устраиваюсь, закинув ноги на перила.

Шум волн, разбивающихся в темноте, смешивается с шелестом пальмовых листьев, слегка колышущихся на ветру. Сочетание создает успокаивающий саундтрек.

— Ты лгунья.

Я вскрикиваю и неуклюже пытаюсь уберечь свой ноутбук от падения. Оборачиваюсь и вижу Матео в углу, его стул откинут назад на двух ножках, а в руке болтается бутылка чего-то темного. Мой пульс бьется где-то в горле.

— Какого черта?

Ленивая и почти злая ухмылка искривляет его губы.

— Ты ни хрена не внимательная.

Моему сердцу требуется слишком много времени, чтобы замедлиться, и не думаю, что это имеет какое-то отношение к страху, скорее к тому, кто меня напугал.

— Ты пьян. — Если невнятность в его голосе не выдает его, то стеклянная пустота в глазах как раз наоборот.

Парень наклоняет голову. Его взгляд падает на мои голые бедра, а затем возвращается к моему лицу.

— Ладно, может быть, ты не совсем невежественна.

Никогда не поворачивайся спиной к врагу, так гласит поговорка. Но я не могу сказать точно, друг Матео или враг. Не желая рисковать, разворачиваю стул так, чтобы не оказаться к нему спиной, когда занимаю свое место.

— Не можешь уснуть? — Он подносит бутылку к губам и делает глоток, затем вытирает рот тыльной стороной ладони.

— Приятно видеть, что твоим дедуктивным способностям не мешает алкоголь.

Он поднимает бутылку, как бы говоря «Ваше здоровье!», прежде чем сделать еще один глоток.

— Я не эксперт, — говорю я. — Но думаю, что тебе уже достаточно.

Он хмыкает и поднимает подбородок, устремляя взгляд в небо.

— Может быть.

Я притворяюсь, что изучаю свой ноутбук, но не вижу экрана. Вместо этого наблюдаю за Матео. Его голова наклонена набок, лоб нахмурен, губы сжаты в жесткую линию. Боже мой, он выглядит несчастным. В прекрасном, но измученном виде. Интересно, это как-то связано со вчерашним собранием?

— Ты был… — Я делаю паузу и щелкаю клавишами ноутбука, открывая и закрывая случайные окна, чтобы создать впечатление, что только наполовину увлечена нашим разговором. — На поминках вчера вечером? — Я ненадолго поднимаю глаза и на секунду ловлю его холодный, темный взгляд, прежде чем вернуться к экрану.

— Поминки, — бормочет он, но не отвечает.

Матео сидит в углу, снова откинув голову назад, и может показаться, что он спит, если бы не то, как вертит в руках бутылку с алкоголем.

Еще больше щелчков по клавишам ноутбука. Тишина дружелюбная, несмотря на то, что у меня сжимается в груди, и мне хочется протянуть руку и прикоснуться к нему. Мне хочется выяснить, кто причинил ему боль и почему он держит эту бутылку так, будто это единственное, что связывает его с миром.

— Хочешь поговорить об этом? — тихо спрашиваю я, задаваясь вопросом, услышал ли он меня вообще.

Проходит минута, прежде чем он говорит:

— Не с тобой.

Ай. Ладно.

Я могла бы поверить, что тот невероятный день, который мы провели в пещере, а затем на ферме, был сном или фантазией, если бы не фотографии, которые смотрят мне в лицо с экрана моего ноутбука. Это не тот человек, от чьего присутствия на глазах старика выступили слезы, и не тот, кто ласково разговаривал с козами. Это не тот человек, который проверял, все ли со мной в порядке после того, как меня облепили летучие мыши, или учил меня собирать манго.

Какого хрена?

Мое замешательство перерастает в жгучий гнев. Я знаю, что ничего хорошего из моего пребывания здесь с ним сегодня не выйдет. Я буду давить, он будет жесток, и мы поссоримся.

Мне следует вернуться в постель, попытаться уснуть. Или поработать, лежа на койке.

Я уже собираюсь уйти, но он двигается первым. Матео наклоняется вперед на своем стуле и, пошатываясь, поднимается на ноги. Ставит бутылку на перила, и она падает на песок внизу с тихим стуком.

— Упс, — говорит он хрипло и негромко усмехается. Он делает шаг. Его нога за что-то цепляется, или, что более вероятно, вообще ни за что.

— Осторожно. — Я делаю выпад, чтобы поймать его. — Позволь мне помочь. — Я проскальзываю у него под мышкой, и он наваливается на меня всем своим весом. Он крупный мужчина, и у меня болят ноги от усилий, которые требуются, чтобы удерживать его в вертикальном положении. Я обхватываю его за поясницу и изо всех сил стараюсь вести к лестнице. Мы натыкаемся на стены, и я сильно ударяюсь бедром о перила лестницы. Вскрикиваю от боли, прекрасно зная, что останется синяк.

— Вверх, — говорю я Матео, делая шаг. — Еще шаг. И еще один. — Он принимает мою помощь без жалоб. Мне нравится чувствовать себя нужной ему. Поддерживать его. В каком-то смысле это похоже на расплату за все, что он для меня сделал.

Мы поднимаемся на верхнюю