реальность в состоянии самостоятельно объяснить все перечисленные последствия. На это могут возразить, что эволюция общества от отцовской орды до братского клана действительно имела место. Что ж, довод весомый, но не решающий. Изменение могло быть достигнуто и менее насильственным путем, однако все же содержать условия, необходимые для возникновения моральной реакции. Пока гнет праотца давал себя знать, враждебные чувства против него имели оправдание, а раскаяние за них откладывалось до другого времени. Столь же мало выдерживает критику другое возражение – мол, все, что исходит из амбивалентного отношения к отцу, все табу и жертвенные предписания, носит характер чрезвычайной серьезности и полной реальности. Ритуал невротика, страдающего навязчивостью, в точности таков же, однако он вытекает из психической реальности, из одних только намерений, а не из их выполнения. Нельзя вносить во внутренне богатый мир первобытного человека и невротика наш трезвый взгляд, с опорой на материальные ценности и презрение к тому, что составляет предмет мыслей и желаний.

Тут мы встаем перед решением, принять которое очень нелегко. Начнем с признания, что различие, будто бы коренное, не составляет, по нашему мнению, сущности вопроса. Если для первобытного человека желания и порывы равнозначны фактам, то мы должны смириться с такой точкой зрения и не пытаться исправить ее по нашим меркам. Здесь нелишним будет рассмотреть подробнее приведший нас в сомнение невроз. Неверно говорить, что невротики, страдающие навязчивостью, находятся под гнетом сверхморали, защищаются от психической реальности искушений и казнят себя только за возникающие у них порывы. Известную роль играет и некоторая доля исторической реальности. В детстве эти люди были подвержены сугубо злостным порывам; насколько позволяла беспомощность ребенка, они превращали свои порывы в действия. Всякий из этих чересчур добродетельных людей пережил в детстве «злое время», некую извращенную стадию, которая была предтечей и предпосылкой позднейшего избытка морализма. Аналогия между первобытными людьми и невротиками становится более обоснованной, если допустить, что у первобытных людей психическая реальность, образование которой не подлежит никакому сомнению, первоначально совпадает с реальностью фактической, что первобытные люди и вправду совершали все то, что якобы намеревались совершить.

Но наше суждение о первобытных людях не должно находиться под слишком большим влиянием аналогии с невротиками. Необходимо принять во внимание и различия. Несомненно, обоим – дикарям и невротикам – не присуще столь острое различие между мыслью и действием, какое привычно для нас. Но невротик испытывает задержку в действиях, у него мысль вполне заменяет поступок. Первобытный же человек несдержан, у него мысль превращается немедленно в действие, поступок для него, так сказать, заменяет мысль; а потому, думаю, не будучи сам вполне уверенным в несомненности своего суждения, что к рассматриваемому случаю можно применить слова поэта: «Im Anfang war die Tat!»[274].

Интерес к психоанализу[275]

(1913)

Часть I. Психологический интерес к психоанализу

Психоанализ – это медицинская процедура, целью которой является лечение определенных форм нервных заболеваний (неврозов) посредством психологической техники. В небольшой работе, опубликованной в 1910 году[276], я описал развитие психоанализа от катарсической процедуры Йозефа Брейера и его связь с теориями Шарко и Пьера Жане[277].

В качестве примера расстройств, поддающихся психоаналитическому лечению, можно привести истерические судороги и паралич, а также различные симптомы невроза навязчивых состояний (навязчивые идеи и действия). Все эти состояния порой подвержены спонтанному выздоровлению, и многое тут зависит от личного влияния врача, что до сих пор не получило надлежащего объяснения. Психоанализ не оказывает терапевтического воздействия на более тяжелые формы психических расстройств как таковых. Но – впервые в истории медицины – он позволил нам составить некоторое представление о происхождении и механизме неврозов и психозов.

Медицинская значимость психоанализа не дает, впрочем, права доводить это учение до сведения тех, кто занимается синтезом наук. Подобное стремление должно показаться особенно преждевременным, раз уж столько психиатров и неврологов выступают против нового терапевтического метода и отвергают его требования и достигаемые с его помощью результаты. Сам я считаю эту попытку вполне обоснованной, поскольку психоанализ, на мой взгляд, вполне способен заинтересовать ученых из иных областей науки, помимо психиатров: он охватывает множество областей знания и выявляет неожиданные совпадения с патологиями душевной жизни.

Поэтому в настоящей статье я оставлю в стороне медицинскую составляющую психоанализа и подкреплю свои рассуждения о молодой науке рядом примеров.

* * *

Найдется немало явлений, связанных с мимическими и прочими выразительными движениями и с речью, как и немало процессов мышления (у здоровых и у больных людей), которые до сих пор ускользали от внимания психологов; последние видели в них всего-навсего плоды органических расстройств или следствия «поломок» в работе психического аппарата. Имеется в виду «парапраксис», ошибочные действия (оговорки, описки, забывчивость и т. д.), случайные действия и сновидения у нормальных людей – наряду с судорожными припадками, бредом, видениями и навязчивыми идеями и действиями у невротиков. Эти явления (если ими не пренебрегают, как было с парапраксисом) относят к области патологии и пытаются подобрать им «физиологические» объяснения, пускай те неизменно оказываются неудовлетворительными. Психоанализ, напротив, сумел показать, что все это возможно объяснить на основании допущений чисто психологического свойства и вписать в уже известную нам цепочку психических событий. Значит, психоанализ, с одной стороны, сузил область физиологического рассмотрения и ввел, с другой стороны, крупный раздел патологий в область психологии. Нужно отметить, что нормальные явления дают наиболее убедительные доказательства. Психоанализ нельзя обвинять в том, что он применяет к норме результаты изучения патологического материала. Доказательства для обоих случаев получают независимо, и они показывают, что нормальные процессы, как и так называемые патологические, протекают по одним и тем же правилам.

Остановлюсь более подробно на двух нормальных явлениях, которые для нас важны (их можно наблюдать у нормальных людей), а именно на парапраксисе и сновидениях.

Под ошибочными действиями я понимаю те случаи и то поведение, когда здоровые и нормальные люди забывают слова и имена, вообще-то хорошо им знакомые, теряются, предполагая что-либо сделать, допускают оговорки и описки, неправильно прочитывают тексты, кладут вещи не туда и потом не могут их найти, теряют вещи, делают ошибки вопреки своим знаниям или совершают некие привычные жесты и прочие движения. Все перечисленное почти не привлекает внимание психологии; такие случаи относят к образчикам «рассеянности» и приписывают усталости, отсутствию сосредоточенности или следствиям некоторых легких болезней. Но аналитическое исследование убеждает в том, что указанные «первопричины» на самом деле суть сопутствующие факторы, каковых в конкретных условиях может и вовсе не наблюдаться. Ошибочные действия – совокупность полноценных психологических явлений,