– Арабелла, я не подведу тебя, – Изабелла посмотрела в глаза бывшей королевы Катценхаузена, умные и печальные, – и себя.

– К сожалению, я отправлюсь назад, – произнесла Левски, – бой ждать не будет.

– Конечно, – тихо согласилась Сестра.

Арабелла положила руку на плечо Изабеллы и сказала:

– Удачи тебе, Изабелла. Я в тебя верю.

– Спасибо, Арабелла, – улыбнулась Сестра.

Она оставила комнату и вышла в коридор, дальше наблюдая за праздником.

«Мы справимся вместе», – в её голове послышался мысленный голос Эрнста.

«И тебе спасибо, Брат», – про себя ответила она, – «скоро я к тебе вернусь.»

А на сцене продолжалось действо. Студент оделся как преподаватель математики, напялил на голову седой парик и, вооружившись указкой, «экзаменовал» двух студенток в форме.

– Скажите, дорогие мои, – скрипучим голосом говорил пародист, тыча указкой в воображаемую доску где-то рядом с пианино, – какой ряд можно назвать сходящимся?

– Тот, у которого существует конечный предел, профессор, – серьёзно ответила студентка с коротко подстриженными кудрявыми волосами.

– Ну, это уже никуда не годится, – покачал головой «профессор», – ваши знания непрерывно стремятся к нулю, а оценка – к «неудовлетворительно».

Студентка картинно поникла.

– Профессор, тот, который сходится с ответом из задачника, – изобразив глупость, сказала другая, светловолосая студентка.

– Правильно, правильно! – проскрипел «преподаватель».

Настоящий профессор математики засмеялся в зрительских рядах, узнав свою манеру речи. Пузатый и усатый генерал Вольдемар, который даже на праздник пришёл в сером мундире и фуражке, громогласно расхохотался на весь двор. Ему вторила внучка Натали, которая явилась в элегантном красное платье.

Изабелла видела эту пародию через окно в коридоре общежития. В другое время Сестра, возможно, посмеялась вместе со всеми, но сейчас на её душе скребли кошки.

– А сейчас на сцене Розалинда Зоммерс с номером «Эльфийская песнь!» – внизу объявил студент-ведущий.

Студентка, которая играла вальс, снова села на табурет перед пианино, и из инструмента донеслась грустная музыка. На сцену вышла девушка в багровом, расшитом золотистыми узорами эльфийском платье. Из-под её тёмных волос, которые доставали до пояса, росли острые уши, а на голове надо лбом в электрических огнях сияла золотая диадема. Изабелла с трудом узнала в этой девушке Розалинду. Подруга прикрыла розовые волосы париком с накладными ушами и напудрилась, чтобы походить на эльфийку, но румянец всё равно пробивался на её круглом, отнюдь не эльфийском лице. Наряд Розалинды напомнил Изабелле одеяния Верховной Заклинательницы Аустелии.

Пианистка доиграла вступление. Девушка в эльфийском платье вышла ближе к зрителям и запела. Изабелла знала из учебников истории и рассказов Арабеллы, что сильный, но при этом нежный голос Розалинды повествовал о тяжёлой судьбе народа эльдарай. Сестра будто бы вернулась на двести лет назад, во времена Второй Великой войны. Тогда нежить мятежного генерала Луи Ле Бона разрушала белокаменные города и сжигала зачарованные леса эльфов. Голос Розалинды был полон скорби, которую чувствовали эльдарай, когда их родные и боевые товарищи погибли от шашек и пуль мертвецов. Война добралась до самой столицы, Эльдераля, и даже сам король Дайнюс тогда пал. А молодой принц Даулюс принял бремя власти и с помощью союзников-людей изгнал захватчиков из страны эльфов. В знак вечной скорби он велел перекрасить небесно-голубые крыши эльфийских шпилей и доспехи своих воинов в красный цвет.

К удивлению Изабеллы, в зрительских рядах заворожённо слушал песню Алекс. Похоже, при всей его невпечатлительности и он проникся печальной эльфийской балладой. А Розалинда протянула руки к слушателям, словно умоляя их о чём-то. Она пела о том, как беды эльфов не закончились после победы над нежитью. Союзники из Священной Империи Людей на поверку оказались немногим лучше мертвецов. Под видом освобождения они превратили Эльфиду фактически в свою колонию. Эльфы оказались в зависимости и неоплатном долгу перед людьми, и их магическое и культурное наследие медленно уходило в никуда, уступая место «общемировым», то есть человеческим ценностям. При д’Обстере спеть подобное на официальном празднике было бы немыслимым – не только из-за негласного запрета на культуру других рас, но и из-за напоминания о том, что и Священная Империя, предшественница Последней Надежды, не была безгрешной. Лишь позже король Даулюс смог вернуть Эльфиде самобытность. Он правил страной вплоть до Третьей Великой войны и апокалипсиса, но песня была отголоском более ранних времён.

Подобно эльфийским плакальщицам, Розалинда выводила полные отчаяния и горя строки на эльдарине, и многие зрители, кивая, исполнились этой печали. Вспышка фотоаппарата проредила темноту. Баллада Розалинды была очень грустной, но она хотя бы немного отвлекала Изабеллу от тревоги перед выступлением и мыслей о битве с Ледяным Крестоносцем.

Время прошло незаметно, и вот уже девушка в эльфийском платье завершила свою песню. Умолкли звуки фортепиано, прогремели аплодисменты. Вскоре они стихли, и ректор встал со своего места и направился к сцене. Все ему захлопали в ладоши. Фотограф начал настраивать фотоаппарат.

– Дорогие друзья нашей Академии, – после волны аплодисментов сказал ректор, поднявшись на сцену, – сейчас пришло время сказать несколько слов о нашем славном учебном заведении. И эту честь я предоставляю одной из лучших студентов второго курса – госпоже Элеонор Перес!

Он радушно улыбался зрителям, а в его глазах горели радостные огоньки. Зрители захлопали Изабелле. Её мама и папа оживлённо переглянулись, ожидая увидеть на сцене свою дочь.

А она сама шла по вестибюлю Академии святого Леонардо. Минув статую основавшего её профессора в центре залы, Изабелла встретила Розалинду, которая ещё не сняла свой эльфийский наряд.

– Удачи, подруга, – сказала девушка, погладив Изабеллу по плечу.

– Спасибо, – натянуто улыбнулась Сестра.

Фиолетовая волшебница направилась к выходу во двор по синему ковру. Каждый шаг отзывался в её голове, как будто ещё на одно мгновение приближая неизбежное. Изабелла старалась идти, несмотря на бушующие внутри переживания. На мгновение внутри неё появилась та же тьма, что и ночью перед битвой, но это наваждение отступило, когда Сестра подумала о своём