Заслуживает внимания то, какую веру, вместе с исповеданием согрешений и самоосуждением, горячо выказал этот благоразумный разбойник и насколько отличался он покаянием и любовью от всякий раз поносящих любящих Иисуса. Но сначала рассмотрим покаяние мытаря, о котором в Евангелиях говорит Христос. Войдя в храм вместе с фарисеем (Лк. 18, 10), он не нес такой вздор, как тот, и своим смирением привлек к себе многую Божию милость.

Взгляни на них обоих. Фарисей, говорится, молился в себе так: «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди — грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь. Пощусь два раза в субботу; даю десятую часть из всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже глаз поднять, но, бия себя, говорится, в грудь, болезненно взывал: «Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!» Потому-то и вышел мытарь оправданным, и жалкий спесивец намного отстал от идущего позади (ср.: Лк. 18, 11-14). Все это свидетельствует о более горячем покаянии мытаря.

Обрати также внимание на сверхъестественную любовь одной блудницы. Когда Иисус пришел однажды в дом некоего прокаженного, она подошла и, возливая Ему на голову драгоценное миро, слезы из глаз лия, ничего земного, в отличие от многих или, скорее, всех, не попросила, но только — прощения согрешений, и не без успеха (ср.: Мф. 26,6-13).

Поступки обоих удивительны и достойны великих похвал, но, если судить по справедливости, то гораздо более замечательным кажется то, что сделал разбойник. Ведь мытарь, обращаясь со смущенными очами и со склоненной к земле головой к Большему, знал, нисколько не сомневался, что именно у Бога, у Творца неба, земли и всяческой твари он просит прощения согрешений. Точно так же и блудница, бывшая ранее свидетельницей многих чудес и немало раз видевшая, как Христос освобождает от осуждения десятки тысяч грешников, в результате этого, можно сказать, была уверена, что получит то, к чему ее влечет желание, т. е. прощение согрешений. А у разбойника, скажи мне, какая могла быть причина благоразумия, кроме в чистом виде исправления его души? Чем движимый произнес он этот блаженный возглас? Ведь то, что он видел, должно было обратить его помыслы в противоположную сторону, а никак не к тому, чтобы ожидать что-то получить от осужденного, в нагом виде пригвожденного к древу человека, которому вскоре предстояло умереть постыдной смертью. Но открылись очи благоразумной души, и узнал он своего Создателя, Которого отцы ваши, слепые, по Исаие, и глухие, как уже было сказано, совершенно не смогли опознать.

Так что, смотри, как много хорошего вместил разбойник в этом небольшом количестве слов. Ведь, сказав «мы достойное содеянному получаем», он показал, что у него смирение и исповедание, как у мытаря, а словами «помяни меня, Господи, во царствии Твоем» он обнаружил горячую, как у блудницы, любовь. Тут можно сказать, что его беззакония, будучи открыты, были, по божественному Давиду, прощены (ср.: Пс. 31, 1-2). Тот же пророк говорит и в другом месте: «Я сказал: исповедаю о себе Господу беззакония мои; и Ты снял нечестие с сердца моего» (Пс. 31,5).

А поскольку разбойник попросил сделать его причастником Христова царства, стоит рассмотреть, какое, думал он, царство имеется у Христа: неужели же временное, человеческое, только еще не осуществленное и не оформившееся ни во что конкретное? Неразумно, однако же, и предполагать такое применительно к человеку, который находился при последнем издыхании; да и приближавшийся тогда к смерти Христос тоже дышал уже, кажется, напоследок. Так что не такое, знал он, царство имеет Христос, но такое, какое предрекли Даниил, Давид и другие пороки: бесконечное, выходящее за пределы всех веков царство неба и земли, т. е. ангелов, людей и всякой твари.

Обрати внимание и еще на одно преимущество разбойника, ничем не меньшее уже упомянутых. Ведь Пилат — премудры, Христе, Твои судьбы! — сев судить будущего Судию всех живых и мертвых, признал Его невиновным, неповинным совершенно ни в каком преступлении, но все же выдал Его жаждущим Его крови вашим отцам. А разбойник произнес не такой суд, но более по всему истинный и справедливый. Хорошо зная, что произошло, и обдумав это, он тоже выступил тогда своего рода судьей: осудив себя, он признал, что Христос выше предъявленных Ему обвинений: «Мы ведь, — сказал он, — достойное содеянному нами получаем, а Этот ничего худого не сделал». Это было свидетельством и о том, что ваши нечестивые отцы — убийцы. Кем же еще являются люди, убивающие человека без всякой вины?

Пусть это так, но его вера не настолько ли мала, что и говорить тут не о чем или мало о чем? Ни в коем случае. Она настолько велика, что побуждает меня высказать нечто более смелое. Скажу, что его вера больше, чем даже у апостолов. Я не имею в виду ту веру, какую они обрели после того, как на них сошел Святой Дух и сделал их совершенными, но ту, которую они имели, пребывая со Христом, до Его страданий, и даже еще после страданий и воскресения. Ведь кроме Иоанна, ни на минуту не отлучавшегося от страдавшего Иисуса, все они мало позаботились о том, чтобы побыть с Ним, и не только не захотели первыми подвергаться опасности, но и постарались попрятаться, рассеявшись, убежав кто куда, и только Иоанн, как мы сказали, неотступно пребывал с Ним, и когда Тот страдал, и когда над Ним издевались, и когда Он умирал. И не тогда ведь только, в разгар опасностей, оробели они и были одержимы неверием, но и услышав, что Он воскрес, не избавились от охватившего их смятения: настолько далеки они были от того, чтобы верить, что Он воскреснет, что и над видевшими Его насмехались и считали пустыми слова говоривших об этом (ср.: Лк. 24, 11). А этот добрый и благорасположенный к истине разбойник, всю жизнь проведший в крови и убийствах, внезапно стал самой большой овцой стада Христова. Те-то, и когда Он воскрес, не поверили, а он и среди бед еще только будущее воскресение исповедал. Этого ведь ожидая, он сказал: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в царствие Твое», — имея в виду царство неба и земли, соизмеримое беспредельным векам.

И если бы кто-нибудь спросил его: «О, блаженный и благоразумный разбойник! Что побудило тебя, прожившего жизнь в разбойничьих шайках и ныне претерпевающего эту смерть за убийства, внезапно начать богословствовать и быть свидетелем Божиих