Шрифт:
Закладка:
Вип сочувственно кивает:
– Видишь ли, мне гораздо дороже мое безмятежное детство. Но благодаря своим авантюрным экспедициям в пятилетнем возрасте, я помню, что открыть секретный проход в этой комнате можно, повернув ключ в музыкальной шкатулке.
Я сую ключ ему под нос.
– Этот ключ?
Вип пожимает плечами.
– Может, и этот. Это было давно.
– А как выглядела музыкальная шкатулка? Она еще где-то здесь?
– Это была маленькая толстая русалка, и ключ вставлялся в ее пупок. Когда шкатулку заводили, она двигала хвостом вверх-вниз и пела. Музыкальная шкатулка всегда стояла на прикроватном столике моего двоюродного дедушки.
Теперь на столике стоит только подсвечник. Во всех других закоулках и укромных уголках, которые мы с Випом быстро и тщательно осматриваем, шкатулки тоже нет. Испе́р тем временем прижимает ухо к стене, за которой, как мы думаем, располагается секретный проход.
– Ты это слышишь? – спрашиваю я.
– Кого? Русалку?
– Нет, – говорю я. – Там, с той стороны, кто-то пищит. Скорее всего, крысы или мыши. Но не обычные милые животные, а что-то жуткое. Такое ощущение, что они явились сюда прямиком из ада.
Испе́р и Вип потрясенно пялятся на меня.
– Ну, я всего лишь описываю то, что чувствую, – быстро говорю я. – Просто мне они кажутся… какими-то адскими.
– Древние ведьмы и колдуны часто призывают существ из преисподней, чтобы те служили хранителями, – отвечает Испе́р. – С ними шутки плохи. Тебе это известно?
– Нет, откуда? Я вообще без понятия.
– Нельзя, чтобы они тебя коснулись, иначе унесут туда, откуда пришли, – настойчиво говорит Испе́р. – Так что будь осторожна!
– Для начала нам нужно найти замочную скважину, – говорит Вип. – Или ты можешь взорвать эту стену с помощью своих магических сил?
– Может, и могу, но это наверняка вызовет еще несколько проклятий.
Я еще раз осматриваю столик, где раньше стояла музыкальная шкатулка. Мерцание, которое вижу перед подсвечником, наводит меня на мысль, что Охотник мог спрятать музыкальную шкатулку за лазейкой. Лучшего способа скрыть секретный доступ от непосвященных просто нет.
Я опускаюсь на колени перед ночным столиком и ощупываю мерцание. Брешь оказывается так велика, что я без проблем просовываю туда руку. Кончики моих пальцев сразу же натыкаются на какой-то предмет. Я хватаю его, вытаскиваю из лазейки – и поражаюсь странному виду музыкальной шкатулки. У русалки крошечная голова и огромный, грубо вырезанный живот с замочной скважиной посередине. Я вставляю туда ключ и поворачиваю до упора.
Когда отпускаю ключ, что-то внутри шкатулки начинает жужжать. Русалка бьет хвостом, и раздается глухое пение. Мы втроем смотрим на русалку, которая внезапно начинает петь все быстрее и переходит на очень высокую ноту, от которой звенит в ушах. И пока она издает этот долгий пронзительный звук, на другом конце комнаты слышится щелчок и помещение сотрясает громкий потусторонний грохот.
Вип и Испе́р синхронно вскрикивают, и в тот же миг мои лодыжки охватывает неестественный холод. Все происходит очень быстро: Испе́р хватает меня, перебрасывает через плечо и запрыгивает на кровать двоюродного дедушки Випа. Не опуская меня, он выхватывает свой меч. Тем временем лампа с треском разбивается об пол и гаснет.
Я с тревогой цепляюсь за Испе́ра, пока тот разворачивается, чтобы волшебный свет с кончиков его пальцев упал на Випа. К счастью, Випольду удалось взобраться на спину кентавра с лампой, и теперь он завороженным взглядом уставился на пол – вернее, на толпу черных тел, которые покрывают его, как ковер. Маленькие зверьки похожи на тощих мышей с красными глазами и острыми рогами. Они больше не пищат – они вопят. Если не ошибаюсь, это своего рода триумфальный вой. Видимо, я освободила целую ораву адских мышей от плена!
– И что теперь? – спрашивает Вип.
Испе́р может сколь угодно высмеивать человеческую меру храбрости Випа, но сейчас наш друг выглядит на удивление собранным – учитывая, что он висит на спине деревянного кентавра на подставке, а его ботинки находятся всего в нескольких сантиметрах от мышей, прикосновение к которым может отправить его прямиком в ад.
– Подождем, – говорит Испе́р. – Эти мыши хотят домой. Надеюсь, они найдут способ отправиться туда, если мы не станем им мешать.
Я смотрю в темноту позади Випа и пытаюсь получше разглядеть стену: в ней дыра, но она небольшая. Чтобы пролезть, нужно лечь на землю.
– Как древний колдун проходил мимо мышей? – спрашиваю я. – Если его тайный очаг где-то там, разве ему не приходилось частенько пользоваться этой дверью?
– Думаю, он направлял мышей в другое место в тайных коридорах, – отвечает Испе́р.
– И как он это делал?
– Ты обратилась не по адресу. Эти безумные уровни, которые используют ведьмы и волшебники древней веры, для меня практически не существуют. Если кто-то здесь и может понять, что нужно делать, так это ты! Как насчет того, чтобы воспользоваться связью с Королем-Призраком? Он явно не боялся этих тварей и знал, как с ними обращаться.
– Думаешь, это так легко?
– А ты что уже пробовала?
Нет, я не пробовала. Поэтому закрываю глаза и сосредотачиваюсь на Короле-Призраке, что поначалу и в самом деле сложно, потому что я перекинута через плечо Испе́ра и панически боюсь, что адские мыши могут забраться в кровать, на которой он стоит. Но постепенно мне удается думать о серебристых ледяных звездочках, которые выдыхает мой спящий отец. Я вижу, как они светятся перед моим мысленным взором.
Едва я ощущаю связь с холодным дыханием отца, мне становится намного, намного спокойнее. Испе́р прав: мой отец не боится адских мышей. Я бы даже сказала, он улыбается во сне от моей паники. В сознании, будто это мое собственное воспоминание, возникает образ: вижу, как мой отец идет по лесу с флейтой, а адские мыши, пританцовывая и радостно пища, следуют за ним. Им нравится музыка, которую он играет. Его музыка делает их ласковыми и покорными.
Проблема в том, что у меня нет флейты, а если бы была, то играть на ней я все равно не умею. Но… я могу петь! В прошлый раз я напевала колыбельную, которую пела мне мама, когда я была маленькой. Теперь на ум приходит другая мелодия. Мы с мамой любили петь эту песню вместе, и каждый раз у нас было очень хорошее настроение.
Я не помню всего текста этой песни, поэтому просто пою «Ля-ля-ля», время от времени вставляя слова, которые всплывают в моей памяти. «Путник, пастух, погремушка, венец. Ля-ля-ля. Я пою тебе песню, танцуй, наконец. Один раз, и два – и несет ветер прочь. Ля-ля-ля, ля-ля-ля, моя дочь…»
Когда дохожу до конца песни, я открываю глаза и начинаю петь сначала. Время от времени добавляю новые слова, но в основном песня живет мелодией и моим голосом, отчего адские мыши вытягиваются по струнке, принюхиваются и моргают своими красными глазами. Из спин у них вырастают созданные из теней крылья, и когда отдельные мыши начинают, взлетая, подниматься с земли, мой голос несколько раз едва не смолкает. К моему огромному облегчению, они не залетают на кровать, а суетливо и неуклюже направляются к маленькой лазейке, за которой пряталась музыкальная шкатулка.