class="p1">– Да не хуже тебя! – резко и горячо возразил Зирфана. – Ее отец был имамом, очень известным в Лахоре. Свой первый хадж в Мекку она совершила в четырнадцать лет! И постоянно цитирует Коран, который знает наизусть. Но она сказала мне, что мы совершенно не понимаем заложенный в нем смысл. И наш метод изменения мира мерзок. Что мы не постигли главного, что несет в себе слово Божье: любите всех, любите всяких и никого не убивайте.

Как живо эти размышления отозвались в Иване! Как эти метания были близки ему! Может быть, Амаль права? Кто знает…

Зирфана поднялся, быстро скрылся в спальне и вернулся, держа альбом с фотографиями. Сначала там шли снимки щекастого младенца, потом малыша, уже твердо стоявшего на ножках, – Зоран, сплошь Зоран. Что и говорить, мальчишка был загляденье.

– Просто ты еще не отец! – воскликнул Зирфана. – Ты не понимаешь, что это значит – иметь ребенка, сына. Вот кто подогревает твое желание изменить устройство мира, если потребуется – то с помощью автомата Калашникова. Чтобы в классе его не отправляли на заднюю парту из-за цвета кожи или еще по какой-нибудь ничтожной причине. Чтобы над ним не смеялись товарищи, чтобы он не превратился в объект для насмешек. А когда подрастет, чтобы не слонялся без работы, напротив – чтобы перед ним открылись самые блестящие перспективы. До рождения Зорана я был никчемным парнем. Это благодаря ему я стал тем, кто я есть: воином, солдатом Господа.

Иван ничего не ответил, хотя он прекрасно понимал, что имел в виду Зирфана. Ведь он словно описал его собственную жизнь! Это его, Ивана, презирали учителя и профессора. Это над ним издевались одноклассники. Это он в двадцать лет оказался безработным.

Через два дня он поехал обратно во Францию. И снова, как и на пути в Бельгию, ему не встретилось по дороге ни одного полицейского. Он привез Абдель Азизу три виолончели, три альта и множество гитар. Во всех футлярах было двойное дно, а полость заполнена самыми разными видами оружия.

– С помощью всего этого мы устроим им «маленькую ночную серенаду», – осклабился Абдель.

Разумеется, Иван не уловил связи с Моцартом, однако без труда сообразил, что, судя по тону собеседника, тот отколол тонкую шутку.

Да, да, мы знаем, о чем вы думаете. И на этот раз снова хотите нас упрекнуть, что мы слишком мало рассказываем о его сестре Иване, что не описываем ее душевное состояние так же подробно, как обычно поступаем в отношении Ивана. Просим прощения! Мы немедленно постараемся исправить эту ошибку.

За последние месяцы Ивана изменилась почти до неузнаваемости. Из неловкого улыбчивого подростка она превратилась в юную женщину редкостной красоты. Взгляд ее глаз, полных бездонной меланхолии, пробирал до самого сердца. Ведь Ивана и правда была на грани отчаяния. Она чувствовала себя словно за рулем автомобиля, несущегося прямиком в пропасть по опасной дороге, и точно знала, что этот путь приведет ее к гибели. Как и брат, она тоже всегда знала, что чувства, которые они питают друг к другу, противоестественны. И поэтому старалась делать все, что в ее власти, чтоб подавить их. Но в настоящий момент силы ее были на исходе, и тогда она решила применить «тяжелую артиллерию». Конечно, она не была влюблена в Ариэля. Но каким образом они познакомились? Да самым банальным: он был инструктором в Школе полиции, где Ивана проходила курсы. Много лет прожив в Израиле, он стал специалистом по антитеррористической борьбе. Ведь Тель-Авив стал если не совершенно безопасным городом, то, по крайней мере, перестал быть легкой добычей для врагов, как раньше. Автобусы в городе больше не напоминали смертельные ловушки.

Слишком светлая кожа Ариэля была Иване противна – она напоминала упаковки с бланманже по акции – Симона их обожала. Ей, привыкшей видеть вечно вздутую промежность брата, казалось, что член Ариэля, когда он в полицейской форме, выглядит совсем плоским, почти незаметным. И все же она твердо решила выйти за него замуж, переехать в его скромную квартирку, что находилась в районе Кламáр, и родить ему детей.

Как-то раз, когда Иване было особенно тоскливо, она позволила ему себя поцеловать. Его поцелуй она сочла вялым, каким-то безвкусным, однако приняла предложение выйти за него замуж. Дело дошло даже до того, что они назначили дату обручения, пригласили на эту церемонию друзей, и Ариэль надел на палец невесте кольцо с аквамарином – он с гордостью сообщил, что когда-то оно принадлежало его матери.

Как же рассказать обо всем этом Ивану? Как он к этому отнесется? Девушка была в полном смятении и решила обратиться за советом к тете. Уго и Мона всегда дружно относились к Ивану с пренебрежением, считая его никчемным существом, чуть ли не преступником, зато Ивану просто обожали. Она была для них дочерью, которую не подарила им судьба. Они очень ценили ее за мягкость характера и поразительную услужливость.

Как-то вечером они были дома одни, и Ивана спросила тетю:

– Неужели ты так и не решишься заявить, что не одобряешь чувств, которые мы с Иваном испытываем друг к другу?

Мона поставила на стол чашку с жасминовым чаем и покачала головой:

– Вы ведь близнецы. То есть одна душа, разделенная надвое и помещенная в два разных тела. Негоже судить вас, как всех прочих, по общей мерке. Нет, я никогда не считала ваше отношение друг к другу чем-то неприличным.

– Как же мне рассказать ему, что я – невеста Ариэля? – спросила ее Ивана. – Как он это воспримет? Я ужасно боюсь, что он залепит мне пощечину или просто прибьет на месте.

Оттягивая время перед ответом, Мона сделала большой глоток чая и только потом произнесла, медленно и твердо:

– Ясно одно: это известие его не обрадует. Но ты должна сообщить ему правду как можно скорее. Чем больше будешь тянуть, тем труднее тебе будет решиться.

Но ни завтра, ни послезавтра, ни позже Ивана не смогла найти в себе сил признаться в своих планах брату. И ужасно корила себя за это. Она осыпала себя упреками и по утрам, когда спешила по дороге к муниципальному отделу полиции, а воздух был совсем холодный, с порывами студеного ветра. И по вечерам, когда возвращалась в свой кондоминиум. Это разрывало ей сердце, не давало покоя – одновременно делая совершенно неотразимой, так что бедный Ариэль Зени просто не мог оторвать от нее глаз.

Да еще Мона постоянно донимала девушку вопросами.

– Ну что, ты уже открыла всю правду Ивану? – спрашивала она каждый день.