хозяин и, внезапно расчувствовавшись, продолжал: – Мы познакомились в Фаллудже. Да, на этой выжженной каменной земле и взошел цветок нашей любви, любви страстной, которая выстояла перед многими испытаниями. У нас трое детей. Все мальчики.

Допив свой чай, Иван направился к выходу, и тут Абдель Азиз бросил колкое замечание:

– А бороду ты не носишь.

Иван, взявшийся было за дверную ручку, замер на месте.

– А при чем тут?.. – удивленно спросил он. Впрочем, его собеседнику, в сущности, еще юноше, аккуратная и ухоженная борода и впрямь придавала мужественности.

Иван извиняющимся тоном сказал, мол, Коран лишь рекомендует носить бороду, это необязательно.

Однако вскоре он начал отращивать бороду – и подвергся единодушному осуждению Иваны и Моны. Несмотря на питательные масла, которыми он умащал свои щеки, росла борода неважно, была редкой и нисколько ему не шла. Через несколько недель он сдался и сбрил ее начисто.

Чего Абдель Азиз не рассказал Ивану, так это того, что во время жизни в Ираке он свел близкое знакомство с самыми высокопоставленными лицами режима. Он выполнял поручения местного городского совета. В его обязанности входило приводить в исполнение его самые разные решения. На деле это означало, что он осуществлял публичные расправы. Пускал пулю в голову неверным женам. Отрубал руки уличенным в воровстве. Ставил кому надо клеймо раскаленным железом. Одним словом, он был палачом. А еще Абдель Азиз не упомянул о том, что его жена Анастази была дочерью одного из генералов Саддама Хусейна.

С того раза Иван не виделся с новым знакомым около трех недель и уже решил было, что тот о нем позабыл, – как вдруг получил эсэмэску, в которой его приглашали на некое собрание. Там он познакомился с разными парнями, многие из которых были совсем юными, почти подростками, не старше 17–18 лет. Жили они кто в Сирии, кто в Ливане, кто-то был из Ирана и Ирака, и все уже участвовали в различных карательных акциях. В Париж они прибыли по приказанию своего высшего командования для подготовки терактов. Каких именно? Этого пока никто из них не знал. Но сильнее всего Ивана удивило присутствие двух девушек – сестер-близняшек Ботюль и Афсы. Они были турчанки, долгое время жили в Брюсселе, а потом уехали во Францию. В Брюсселе обе пели в группе «Амазонки» и мечтали однажды прославиться. Если, конечно, не вмешается госпожа Смерть. Причем такой исход их не пугал. Разве принять смерть – не величайшая честь? Сестрам было суждено оказать серьезное влияние на жизнь Ивана. Они быстро стали друзьями, и он стал ежедневно захаживать к ним в гости – они жили вместе совсем недалеко от Вийере-ле-Франсуа. Сестры возбуждали в Иване смешанные чувства. Он любовался их изящными фигурками, глазами с поволокой, укороченной верхней губкой у обеих, которая приоткрывала ослепительно-белые зубы. Но больше всего остального его восхищал их независимый ум. Как бы ему хотелось, чтобы Ивана была на них похожа! Чтобы, как они, была язвительна и остра на язык. Как и они, смотрела бы на окружающее общество критическим взглядом и при каждом удобном случае выражала презрительное отношение к Западу. Но вместо этого Ивана с каждым днем становилась все более терпимой и законопослушной. Вместе с Майлан она ходила в кино и на концерты, восхищалась всякими глупыми фильмами и книгами, которые, однако, считала чуть ли не шедеврами.

– А тебе вообще ничего не нравится, – упрекала Ивана брата. – Ты ничего не любишь. Только и знаешь, что жаловаться.

«А ведь она права, и, пожалуй, я заслужил это обвинение, – думал Иван. – Но, с другой стороны, почему я должен притворяться кем-то другим?»

Однажды сестры предложили ему билеты на спектакль театральной студии со странным названием «Поющие берберы», и он поспешил пригласить Ивану. Однако она категорически отказалась с ним идти.

– Ты не хочешь? – изумленно спросил Иван. – Но почему?

Девушка наморщила носик.

– Уверена, в зале будут сплошь одни магрибцы. А я, скажу прямо, не люблю этих арабов.

– «Не люблю арабов»! – воскликнул Иван. Он был в шоке. – Да как у тебя язык поворачивается говорить такое? Все равно как если бы кто-то сказал: «Я не люблю негров». Арабы – наши друзья! Я бы даже сказал, братья, – произнес он, вспоминая уроки мсье Жереми. – Я даже считаю, что мы должны брать пример с них самих и с их образа мыслей. Ведь в Алжире ценой ужасной войны они сумели обрести свободу.

Но Ивана не собиралась сдаваться.

– Возможно, ты и прав, – сказала она. – Я только хочу сказать, что арабские мужчины не могут пройти мимо женщины, чтобы не начать приставать к ней, причем в грубой форме. А женщины в этих дурацких платках все равно смотрят на них как на божества.

Близняшки не стали скрывать от Ивана и самую потаенную часть своей жизни. Начиная с двадцати лет девушки, еще живя в родительской семье, занятой проблемами выживания (отец – ночной сторож, мать – уборщица), стали любовницами. Они не сближались с другими мужчинами или женщинами. Они спали, обнявшись, и предавались любви со всей страстью. Их влекли только тела друг друга. Но однажды кто-то резко прервал их сон. В изножье кровати сидел заплаканный архангел Гавриил. Он поднял голову, уставил на них полные слез глаза и стал объяснять, почему природа их отношений оскорбляет Бога. То, что происходит между ними, – преступление, и ему придется навсегда закрыть для них ворота в рай. Это видение произвело на сестер неотразимый эффект. Они осознали свой проступок и немедленно прекратили свои отношения, не желая больше грешить.

Мы не можем точно сказать, какое впечатление это признание произвело на Ивана. В тот миг его охватило жесточайшее чувство вины. Он все твердил про себя, что во всем остальном жизнь его безупречна. Он пять раз в день читал молитву, постился во время Рамадана, а по пятницам никогда не пропускал похода в мечеть. Больше того, несмотря на скудость своих доходов, он всегда жертвовал бедным, если только мог. И постоянно читал и перечитывал Коран.

Если кто-то и догадывался о радикализации убеждений Ивана, то это адвокат, Анри Дювиньё. Он знал об их разрыве с Улиссом. И причины конфликта были для него яснее ясного. Тогда он решил пригласить Ивана поужинать вместе, чтобы тот раскрыл перед ним свои чувства. Адвокат Дювинье был любителем ночных удовольствий. Настоящая жизнь начиналась для него только после захода солнца. Париж, как по волшебству, превращался в вереницу баров, где алкоголь лился рекой, ресторанов, знаменитых изысканными блюдами, и заведений, где можно было встретить истинных