Шеллемка пожала плечами и перевела взгляд с Шаховой на «злобную бабку»:

— Вы хотите еще раз проверить мою решимость? Зря: я не отступлюсь.

— Я чувствую твои эмоции… — напомнила Степановна. — Так что это не проверка, а объяснение причин, из-за которых тебе придется нацепить респиратор и полностью раздеться. Кстати, это тело — тоже связь, которую я вот-вот оборву…

— Не поняла? — нахмурилась Юмми, уже начавшая расстегивать блузку.

— Бабы из рода Елисеевых-Багряных должны выглядеть, как я, Язва, Бестия или Хельга. Так что эту заготовку я переделаю на свой вкус. Сразу после того, как твой организм вернется в норму после мутации.

Уроженка «мира будущего» нервно сглотнула:

— Ты ведь не шутишь, верно?

— Не шутит… — без тени улыбки заявила Маша. — До попадания в руки Маришки я выглядела не в пример менее эффектно. Поэтому можешь смело бросаться ей на шею и целовать куда попало…

…Перед переходом на Ту Сторону Степановна деловито приложила «свою девочку» полным комплектом усилений, чтобы та смогла немного полюбоваться миром корхов. Правда, толку от этого оказалось немного — там оказалось темно, ветрено, холодно и сыро. Юмми, шагнувшая с теплого пола гостиной на мгновенно остывший мат, сходу начала замерзать, поэтому мы проявили гуманность, сняв с нее все плетения. Затем подхватили обмякшее тело, аккуратно уложили на спальник, застеленный целлофаном, и разделили обязанности: мои женщины принялись наблюдать за округой, Маришка положила руку на солнечное сплетение шеллемки и принялась «уговаривать» ее ядро не дурить, а я, усевшись по другую сторону от «пациентки», взял на себя сразу два дела — контроль мутации и контроль состояния Сути «злобной бабки».

Первые насколько сеансов «вливания» процесс шел ни шатко ни валко. Нет, серьезных ошибок целительница не допускала, но никак не могла найти необходимый и достаточный объем передаваемой Сути. А потом понемногу приспособилась, поймала требуемые ощущения и стала позволять себе чуть-чуть расслабляться. Само собой, не во время сеансов, а в перерывах между ними. В этот момент я ее и «зацепил», задав более чем логичный вопрос:

— Слушай. А почему ты уперлась только в Природу и Разум? Если вы с дедом уже наложили на Юмми свои загребущие ручки, то было бы логично дать ей еще и Пространство. Хотя бы для того, чтобы «твоя девочка» смогла свалить из какой-нибудь задницы экстренным переходом. Будь она с напрочь закрепощенным ядром после взрывной адаптации — я бы еще понял. А тут оно сырое, то есть, позволит «вылепить» все, что захочешь!

Пока я излагал эти соображения, она смотрела на меня квадратными глазами. А потом шарахнула себя по лбу:

— Нет, ну надо же было так затупить⁈

— Ничего, и на старуху бывает проруха! — хохотнул я, получил по лбу и «страшно испугался» угрозы насильственной смерти:

— За «старуху» убью! Два раза. Потом реанимирую и расцелую. Кстати, тощая, тащи ко мне свою задницу — мне нужен образец правильного ядра.

— Из присутствующих тут баб есть особы и потощее меня! — напомнила Шахова, но задницу ей притащила, опустилась рядом, расстегнула комбез и застрадала: — Слышь, Мариш, а ведь у меня вот-вот разовьется комплекс неполноценности!

— С чего это вдруг?

— Как это «с чего»? Ты ж собралась менять Юмми на свой вкус, то есть, превратишь в красотку вроде себя или Хельги, а я так и останусь тоще-е-ей!!!

Тут заржали все, ибо назвать ее тощей — значило погрешить против истины, причем в особо извращенной форме. Впрочем, «злобная бабка» с удовольствием поддержала начинающийся бардак и наобещала отрастить ей такие формы, что у меня началась смеховая истерика. Не помог и очередной сеанс вливания Сути — пока Степановна занималась делом, Язва с Бестией — как обычно не выбирая выражений — предлагали страдалице такие варианты «тюнинга», что в какой-то момент у меня от смеха свело живот. Пришлось придумывать способ направить веселье в менее «травматичную» колею, дожидаться возвращения целительницы в «реальность» и задавать вопрос, ответ на который меня действительно интересовал:

— Кстати, бабуль, а как там Авьен?

— Перелом позвоночника в грудном отделе, восьми ребер, нижней челюсти, орбитальной кости, обеих клю-…

— Ты серьезно⁈ — выдохнул я, невесть когда оказавшись на ногах.

— Да шучу, я шучу! — рассмеялась она. — Твоя мамаша далеко не дура. Да и я интриганка, каких поискать…

— Слила ей инфу о том, что собираешься наложить лапу на младшую? — воскликнул я.

— Ага! А еще подробно объяснила, зачем она мне нужна. Вот Оторва и задумалась. В общем, старшенькая полетала по кухне, разнесла половину мебели, обзавелась десятком-других великолепнейших синяков и всего тремя вывихами, но, вроде как, даже не думала сдаваться. Вот Оля ее и зауважала, поэтому притащила ко мне на руках и стояла над головой все время, пока я лечила.

— То есть, папу можно поздравить с обретением второй супруги? — ехидно улыбнулся я.

— Ага, щазз!!! — фыркнула «злобная бабка». — Твоя мамаша заявила, что настолько дохлые бабы ее мужу не нужны, и пообещала показать Авьен небо в алмазах. Вот с утра и показывает…

* * *

…Последний сеанс передачи Сути Степановна закончила где-то через полчаса после восхода светила Эднора, задвинула «свою девочку» под скат палатки, ме-е-едленно повернулась ко мне и злобно прищурилась:

— Баламутище, ты труп… в хорошем смысле этого слова!

Мои женщины ехидно захихикали, а я состроил испуганное лицо и потянулся к браслету, вроде как, собираясь сбежать, но не успел — Маришка коршуном взлетела в воздух, опрокинула меня на Хельгу и, слегка придушив, принялась целовать «куда попало». А после того, как обслюнявила нос, лоб и щеки, рухнула на Язву, «завернулась» в ее объятия и довольно замурлыкала:

— Девки, если бы вы знали, насколько сильно я люблю вашего мужчину, обревновались бы напрочь!

— Скажи, пожалуйста, а проверочное слово к «обревновались» «бревно» или все-таки «ревность»? — с серьезным видом полюбопытствовала Даша.

— Оба! — на голубом глазу заявила целительница, попробовала потянуть паузу, но не выдержала щекотки от страшно возмущенной Лары и перестала ездить нам по ушам: — Я поднялась на десятую ступень. Так легко, как будто сижу на ранге подмастерье, а не Гранд. А еще вытянула своей девочке Разум, Природу, Пространство, Жизнь, Смерть и Металл!

— Ты крута! — восхитился я под восторженный гомон своих дам. — Как я понимаю, Жизнь со Смертью под игру с последней, а Металл — для помощи деду?

— Ага! — подтвердила она. — И теперь у меня в планах Пространство со Смертью для самой себя. А то мне уже неудобно отжимать у Борисыча накопители с первым…

—…и ты уже изнываешь от желания поиграть со смертью в паре со «своей девочкой»? — хохотнула Маша.

— Вредные вы… — надулась «злобная бабка» и пнула… меня. Хотя я ее, вроде бы, не подкалывал. Сопела, обиженно хмурясь, секунд, эдак, двадцать, а затем включила турборежим. В смысле, на миг расфокусировала взгляд, потянулась к браслету, вывесила перед собой «Око», сдвинула его в сторону, затем задрала вверх и расплылась в довольной улыбке: — Значит, так: у меня сегодня Великий Праздник, поэтому ты, Баламутище, сейчас родишь Очень Большой Кусок свежайшей свиной шейки… а лучше два или три, как следует замаринуешь и оставишь дожидаться своей доли в холодильнике. Конечно же, не забыв зафиксировать точные координаты кастрюли. А потом свозишь нас в торговую слободу Фаранга. За покупками.

— Фаранг, Фаранг… — задумчиво повторил я смутно знакомое слово, а через считанные мгновения врубился, что так назывался город, в котором жил наш самый первый донор ниир. Потом прислушался к шелесту дождя и недоуменно прищурился: — В такую погоду?

— Там сухо. А на небе ни облачка. Вопросы?

— Что вы собираетесь там прикупить?

— Ну, почему сразу «прикупить»? Может, мне захотелось потолкаться в толпе горожан, как следует поторговаться, поругаться, набить морду какому-нибудь хаму…

— Серьезные у тебя желания! — улыбнулся я.

— А то… — гордо заявила она, повернулась к Маше и ответила на мысль, которую та еще не озвучила: — Солнце, рьё Рат’и’Бор настолько крут, что может выехать из «сияния» в любой точке этого континента. А границы он пересекал из врожденной вежливости. До тех пор, пока его не обидели особо тупые аборигены. Дальше объяснять?

— Ага! — кивнула Бестия. — Он, вроде как, путешествовал всего с двумя бабами. Но я не горю желанием погибнуть смертью храбрых во цвете лет, поэтому обязательно вложу вас Оторве. А она, вне всякого сомнения, возьмет с собой Авьен, и «Святогор» примут за автобус,