— это второй общий дом в селе.

Октябрьские праздники прошли торжественно, но как-то скомкано, из-за кутерьмы в клубе с переоборудованием. Но к Новому Году все готовились с полной отдачей, чтобы не ударить лицом в грязь в таком замечательном, почти городском «по красоте», клубе.

Леон с отстраненным удовольствием наблюдал за тем, как стены наполнялись шумом и петушиным задором одних кружковцев перед другими. Рёбрышкин задумал провести турнир на нескольких досках с односельчанами, и те, кто решился на такой эксперимент, тоже по вечерам толпились теперь вокруг шахматных досок, отчаянно споря над каждым готовящимся ходом.

Ларик весь светился и, поторапливая события, постоянно напоминал Воротову про костюмы. А что Леон мог сделать? Ольга почему-то оттягивала решение этого вопроса, а хор и вправду смотрелся, пестро и вызывал недоумение своим внешним видом. Ираида вяло предложила взять где-нибудь напрокат театральные костюмы, но сама же и отказалась от этой затеи. Что толку-то? Ну, если даже и найдут, кто подгонять-то будет под фигуры, чтобы смотрелись нормально? Решили, что белая рубашка у каждого найдётся где-нибудь, темные галстуки тоже можно найти для всех пятнадцати певцов, или купить капроновые из черной сеточки за шестьдесят копеек, и темные брюки, в конце концов, тоже сойдут. А ботинки, если у кого не очень черные, можно и ваксой черной покрасить. Никто ничего издалека и не заметит. Ираида вызвалась сшить всем красные бабочки для неофициальной части программы. А что? Тоже сойдёт.

Удачная придумка Насти насчет кружка тоже пришлась кстати. Как-то вечером она постучала к Воротову в кабинет:

— Можно войти, Леон Сергеевич?

— Конечно. Всегда можно, что спрашиваешь? Что-то надо?

— Мне?

— Кому-то другому? Да ты садись, Настя, чай будешь пить? Я только согрел, у меня и конфеты найдутся. Любишь?

— А кто же их не любит? И чаю хочу. Я сегодня и не обедала, по-моему.

— Э-э-э, да ты вовремя, я тут бутыриков прихватил из города, тоже не обедал. Давай, садись, пир устроим сейчас, — Леон быстро сдвинул в сторону бумаги и личный городской телефон, который ему недавно поставили по распоряжению районного начальства, и расстелил бумажную скатерть, сложенную вчетверо.

— Давай, Настюша, я и не знаю, с чем они тут, ну, там плохого не бывает, давай налегай, сейчас чаю тебе налью, — Леон с удовольствием наблюдал, как девчонка вонзила крепкие зубы в бутерброд с копченой колбасой. Это был крутой дефицит, а у него тут валялась целая куча этого дефицита.

— Знаете, Леон Сергеевич, зачем я к Вам пришла? — с набитым ртом начала Настя…

— Пока нет, но узнаю, надеюсь. Ты ешь, ешь, не говори, успеешь рассказать. Или ты куда-то торопишься?

— Я? Да нет, что Вы. Я никуда не тороплюсь, Некуда мне торопиться. Так вот, я пришла…

— Ты поешь сначала, и я поем, а то подавимся ещё. Идёт?

— Идёт, — смеясь, сказала Настя, запивая каким-то очень вкусным и ароматным чаем бутерброд с солоноватой розовой рыбой. — Это что я ем?

— Это? Сёмга. Рыбина такая большая. Нравится?

— Не-а. Мне больше с колбасой копченой нравится.

— Ну, так ешь с колбасой. Мне тут на неделю наложили…

— Кто?

— Что «кто»?

— «Наложили» — кто?

— А! Ну это там, буфетчица, ну в столовой, — Леон смутился, поймав внимательный Настин взгляд.

— Это дорого, наверное, стоит, а я тут, как с голодного краю, — Настя смутилась и положила кусок на скатерть.

— Насть, это мне вообще ничего не стоило. Это там… всем так выдают. Ну, типа… паёк такой обкомовский, государственный. Бесплатно совершенно. Так что не стесняйся, а мне приятно угостить кого-нибудь. Одному скучно же есть. Понимаешь? Я это часто ем, мне даже надоело. Рыбу вот люблю, однако. — запихивая в рот бутерброд с сёмужкой, проговорил, смеясь, Леон. — Так что, пока не съедим, я по рабочим вопросам не принимаю. Понятно?

— Понятно, — не очень веря ему, сказала Настя.

— Насть, да я серьёзно. Надо это съесть всё, я один не справлюсь и оставлять нельзя, придётся собакам отдать на улице, если не поможешь. Завтра ещё привезу. Куда девать-то?

— И так каждый день выдают? — Настя явно сомневалась.

— Вот, смотри, — Леон подтолкнул к ней корзину для мусора, где валялся и вправду высохший кусок хлеба с чёрной, уже оплавившейся копченой колбасой. — Видишь? Не съел, забыл. Вот, теперь надо собаку найти голодную. У вас нет собаки? — подливая Насте чай в кружку, спросил Леон.

— У нас есть маленькая совсем, дворняжка. Так, звоночком работает. Я ей тогда заберу это, ладно?

— Конечно, забери, ещё чего-нибудь добавим…. Давай ещё по паре бутербродиков замнем и приступим к работе. Идёт?

— Идёт, — Настя, успокоившись ещё целых три бутерброда съела. Сыр тоже был очень вкусный, с огромными дырками. Такого Настя ещё ни разу не ела, из-за дырок надо было сразу три куска сыра класть, как сказал ей Леон Сергеевич: «Чтобы бутерброд был не дырявым».

— Ну, о чём твоя голова болит? — спросил, наконец, Леон Сергеевич, когда убрал в стол бумажную скатерть.

— Леон Сергеевич, я вот подумала, что у нас девочки немного в стороне остаются. Мальчишкам — тем шахматы, конечно, подходят. И в школе спортивные секции есть, конечно, и девочки тоже этим занимаются, но не все. У меня тут одна родительница предложила кружок рукоделия вести, игрушки мягкие и бумажные делать. Можно тут выделить пару часов на такой кружок где-нибудь? Между шахматами, например. Можно и конкурс даже устроить на лучшую ёлочную игрушку. Как Вы думаете? — Насте показалось, что он смотрит на неё, но не слышит, думает о чём-то о своём.

Он действительно не столько слушал эту девочку, сколько смотрел и удивлялся, какие же штуки вытворяет природа, повторяя иногда такое совершенство, как две капли воды похожее на предыдущий образец, только гораздо младше. А может быть, ему это всё кажется? И эта девочка — просто видение, настоянное на боли и любви? «Но она же никогда ничего не говорила о каких-то родственниках? Ей не с кем было даже проститься, а она так хотела, чтобы кто-нибудь нашелся бы…»

— Вы не слушаете меня, Леон Сергеевич?

— Почему же? Я очень внимательно тебя выслушал. Всё правильно ты говоришь. Надо и для девчонок сделать хороший кружок. А где материалы брать будете?

— Материалы?

— Да, материалы. Насколько я знаю, рано или поздно матери перестанут давать куски на поделки. И из старья это всё будет не очень красиво смотреться. Согласна? Да и бумага цветная не дешево стоит и не всегда бывает. Я могу только белую ткань гарантировать. Драные медицинские халаты нам в больнице смогут отдавать после прачечной. Белое — есть белое. Это