Шрифт:
Закладка:
— Санек, — кладу букет хризантем на торчащие из рваных джинс коленки и протягиваю ладонь к ее лицу, однако она, резко отпрянув, вовсю демонстрирует свой недружелюбный настрой.
— Мы расстаемся, — заявляет ни с того, ни с сего.
— С какой стати?
— Ни тебя, ни твоих дружков не хочу видеть!
— Причину озвучь, — достаю из кармана пачку сигарет и зажигалку.
— Ты… и твои пацаны… Вы… вы просто социальное дно, — вскакивая с сидушки, припечатывает неожиданной характеристикой. — Ничего святого, ничего!
«Социальное дно».
Зашибись.
Вставляю упавший на землю букет в мусорную урну.
— Знаешь, уже говорила и повторю: мы совершенно друг другу не подходим. У нас с тобой явно разные ценности, — дрожа, голосит она.
— Какая муха тебя укусила? — хватаю за плечи.
— Какая муха? — кричит, но тут же переходит на злой шепот. — Сначала пропадают запасные ключи, которые всегда висят на крючке в прихожей. Затем некоторое время спустя крадут золото матери.
— Сань…
— Напомнить, кто приходил в гости? — прищуривает один глаз. — Динамит и Черепанов были у меня дома перед той поездкой на озеро! Кто-то из них вернулся в квартиру позже и украл золото.
— Это бред, — давлю сокрушенно. Однозначно отказываясь принять такой расклад…
Глава 32. Подорванное доверие
Саша
— Хорошего дня, дорогой! — кричит мать вслед злющему отцу. После чего слышится характерный для закрывающейся двери хлопок.
Зажмуриваюсь.
Влетело за вчерашний побег конкретно, но мне, откровенно говоря, плевать. Присутствовать на попойке, организованной в мою честь, не было никакого желания. Радости от того, что поступила в папин универ, я не испытываю абсолютно.
— Мам…
— Ну-ка присядь, дочка, — улыбка тут же сползает с ее лица, и взгляд становится напряженно-строгим.
— Эти украшения… Может, ты их куда-то переложила и забыла? — спрашиваю с надеждой. Она ведь, как говорится, умирает последней.
— Забыла? — хмурит ухоженные брови.
— Ну а вдруг!
— Мне тридцать девять, а не шестьдесят, — обиженно поджимает губы.
— Везде посмотрела? Давай поищем вместе, — упрямо настаиваю я.
— Санька, — ловит меня за локоть и вынуждает присесть на диванчик.
— Что конкретно пропало, мам? — смыкаю пальцы обеих рук в замок и нервно потираю друг о друга.
Поговорить с глазу на глаз получилось только сейчас, и мне, не спавшей этой ночью, не терпится узнать подробности, ведь накануне из-за этой самой кражи мы серьезно поругались с Ильей.
— Украли комплект с бриллиантами, подаренный твоим отцом на двадцатилетний юбилей нашей свадьбы: серьги, браслет, подвеска, кольцо.
Черт… Этот комплект — целое состояние.
— Что-нибудь еще исчезло?
— Нет.
Странно, что другие цацки не тронули. Получается, что унесли самое ценное из того, что находилось в шкатулке.
— Отцу я пока ничего не сказала, но, детка, — она сжимает мою ладонь, — ты должна осознать: человек, вхожий в наш дом, совершил преступление. К тому же, как я понимаю, у него есть запасные ключи, а значит при желании он может вернуться и вынести отсюда все, что угодно. Сигналка не сработает, понимаешь?
— Надо сменить замки, — рассуждаю вслух.
— Да, но перед этим однозначно придется объясниться с папой. А ты сама знаешь, что за этим последует. Сюда заявится целая бригада его коллег. Вот почему нам самим бы сперва разобраться.
— Скажи ему, что я потеряла ключи, поэтому мы меняем замки, — отчаянно цепляюсь за возможность оставить отца в неведении.
— Ты их не теряла… — отрицательно качает головой. — Не теряла ведь, да? Честно ответь мне, Саш.
Врать не хочу. Просто молчу и все.
Конечно не теряла. Запасная связка всегда висела в прихожей на ключнице, и никто из нас ею не пользовался.
— Если бы это был случайный вор, одним украденным комплектом не обошлось бы, — добавляет осторожно, и я прекрасно понимаю, к чему она клонит.
— Когда ты видела драгоценности в последний раз? — в задумчивости потираю лоб.
— В прошлую пятницу.
— Перед тем, как вы уехали на дачу? — пальцы теребят край футболки, очевидно, выдавая мою нервозность.
— Да, — подтверждает она. — И после этого я не открывала шкатулку до вчерашнего дня.
— Ясно.
К сожалению, данная информация лишь подтверждает мои догадки. Друзья Паровозова знали о том, что предки уехали. Я ведь сама случайно обмолвилась, когда мы дружно гуляли поздно вечером на ВДНХ. И распрощались мы с ними часов в девять. В то время как домой я вернулась после трех…
— Паша сказал, что к нам придут гости. Что он хочет устроить праздничный ужин в честь твоего поступления, вот я и решила надеть его подарок… — делает многозначительную паузу и переводит на меня испытующе-пристальный взгляд. — Но не обнаружила украшений на месте. Их там нет, Саш.
— Мам… я не знаю, кто мог их взять, — и все-таки лгу, опуская в этот момент глаза.
Безусловно, Антон и Дима поступили очень подло, когда украли ключи и вернулись сюда после. Однако здесь и сейчас, сидя перед расстроенной матерью, я понимаю, что не в состоянии ей признаться. Что не смогу сдать их, какой бы сильной не была моя обида. Ведь тогда придется рассказывать обо всем. Про поездку на озеро, про парней, про отношения с Ильей. Про отношения, которые точно закончились…
Веки жжет от вновь подступивших слез, а в горле встает тугой, шершавый ком.
Я сама поставила точку. Много чего неприятного ему наговорила. Ругались долго и громко, но, может, оно и к лучшему…
Рубить так с плеча, чтобы не было соблазна все вернуть.
***
— Не так давно у нас в гостях была Алена…
— И что? — недоумеваю. — Погоди, так ты решила, что это она украла твои драгоценности? — моментально выхожу из оцепенения.
— У нее сложная жизненная ситуация. Девочка росла в нищете.
— Мам, да ты что! Лисицына никогда бы так со мной не поступила!
— Как знать…
— Да перестань! — отмахиваюсь раздраженно.
— Кто еще был в нашей квартире, Саш? — ставит чашку на блюдце и продолжает допрос.
— Юнусов, но и ему, поверь, не сдались твои цацки.
— И мысли насчет Камиля не возникало! — пучеглазится она. — Кстати, мы приглашены на юбилей его матери. Вчера курьер принес пригласительные.
— Помню, о чем-то таком он говорил, да.
— Торжество состоится на Рублевке. Надо будет прикупить новое платье. Веришь, мне абсолютно нечего туда надеть!
Ну да, как всегда. А шкафы-то от шмоток ломятся…
— Вы с Камилем такая красивая пара, — выдает она вдруг. — Как ваша «дружба»? — делает недвусмысленный акцент на последнем слове.
— Все у нас нормально, — отрезаю сухо.
— Я очень рада, — хитро прищуривается. — Ты прям расцвела этой весной! Стала интересоваться одеждой, бельем, косметикой.
— Мне восемнадцать. Что в этом такого… — дергано пожимаю
