Впрочем, настолько редким, что на весь универ только четверо сильных одарённых из неродовитых дворян и один из черни. Это мне боярышня Гагина рассказывала, когда мы познакомились с ней на балу в Орле. Девушка показалась мне искренней, и хотела со мной познакомиться чтобы поблагодарить за то, что я поквитался с саблезубом за гибель друга её детства.

В следующее моё посещение Покровска, по пути в Нефёдовское, я столкнулся со старшиной охотничьей артели Авдеевым и тот подтвердил, что ещё в конце августа, сразу по его возвращении в город, она и впрямь посещала постоялый двор и интересовалась Дубининым, за которого я себя выдавал.

То, как она всячески ограждала меня от излишнего внимания боярышень на балу, навело на определённые мысли. Но после разговора с Авдеевым, я решил, что слишком уж о себе высокого мнения, если решил, что все вокруг непременно желают меня закадрить. Сильный одарённый это конечно не рядовой случай, но и разводить вокруг него хороводы как-то глупо. Или это мне так кажется, я ведь тут всего-то чуть больше полутора лет, а потому не до конца погрузился в местные реалии.

В любом случае, боярышню Гагину я пока решил воспринимать как подругу. Ну или как кандидатку на эту роль. Нужно же мне с кем-то общаться. С парнями пока как-то не очень. Для них я отчего-то выступаю эдаким раздражителем. Возможно потому что ни с кем не обручён и они видят во мне потенциального соперника. Ведь даже если девица не имеет на меня никаких видов, у её родителей может быть другое мнение, как и у царя батюшки…

— Сударь не поможете ли мне? — окликнул меня высокий худощавый парень.

На рукаве два галуна, свидетельствующие о втором курсе. Получается мой будущий сокурсник. Сукно на студенческий мундир пошло первоклассное, моё и рядом не стоит, хотя и не самое дешёвое. А значит не из обедневшего рода, к тому же гонор из него так и прёт.

— Простите? — остановился я.

— Я уронил платок, не поможете ли его поднять. Признаться так спину ломит, что спасу нет.

У его ног и впрямь лежал платок, который, как я видел краем глаза, тот нарочито выронил при моём приближении. Ну вот как с такими не нарываться? Вчера обошлось. Боярич Рогов так и не прислал секундантов, решив разойтись краями. Но сегодня пожалуй так не получится. А-а-а, где наша не пропадала!

— Прошу, сударь, — я склонился и подхватив платок протянул владельцу.

— Ваше сиятельство, — поправил он.

— Что, простите? — изобразил я непонимание.

— Я говорю, обращайтесь ко мне, ваше сиятельство.

— Ещё раз прошу простить, не имею чести быть вам представленным.

— Боярич Грушин Глеб Константинович.

Так вот ты какой, северный олень, к которому мне не советовал подселяться наш придверник. Очень хорошо.

— Прошу меня простить, ваше сиятельство, я непременно запомню это. Разрешите отрекомендоваться, Ртищев Никита Григорьевич.

— Никита Григорьевич, примите совет. Тут учатся представители княжеских и боярских родов, а потому вам следует в кратчайшие сроки изучить кто есть кто, дабы больше не повторялась подобная неловкость, — покровительственным тоном произнёс он.

— Правда? Но мне казалось, что согласно устава университета в его стенах мы все равны и являемся студентами.

— Вы не внимательно читали устав, Никита Григорьевич.

— Благодарю за то, что вы просветили меня. О! Вы где-то запачкались, позвольте мне отряхнуть.

Я легонько потёр его по спине левой ладонью, заодно активируя собранную рунную цепочку бранного лечения. Разве только слегка изменённую и проходящую скорее по разделу пыток. Будь у него даже «Панцирь» способный сдержать атаку мощного «Копья» или спасти от падения с крыши небоскрёба, он абсолютно бессилен против вот такой подлости. Эти руны с лёгкостью преодолели защиту, если таковая у Грушина имелась, и сдвинули диски позвоночника, защемив нерв

— Хк-к-к! — выпучил глаза боярич.

— Что вы сделали⁉ — вскинулся один из двух его товарищей.

— Я ничего не делал. Ах, да, вы же говорили, что у вас болит спина. Неужели я ненароком потревожил её. Глеб Константинович, вам непременно нужно показаться лекарю.

— Йа-а т-тебе эт-то п-прип-помню, — с трудом выдавил из себя боярич.

— Не понимаю о чём вы, — изобразил я искреннее недоумение.

Доказать мою причастность к травме будет довольно проблематично. А вот ему без помощи лекаря точно не обойтись. Во всяком случае, я со своими познаниями в бранном лечении взялся бы за подобный случай лишь в чистом поле. Я ведь как тот паж крёстной-феи, не волшебник, а только учусь.

Обозначив поклон я направился дальше по коридору, будучи довольным собой. Никаких сомнений, вызов мне прилетит, но это меня ничуть не тревожило, и так понимал, что этого не миновать. Как и то, что противники у меня будут серьёзными.

Если судить по той группе, что я наблюдал в фехтовальном зале, и взять их уровень за средний по больничке, то противники тут посерьёзней чем в Орле. Что в общем-то и не удивительно. Родители местных студентов имеют возможность приглашать если не лучших, то отличных преподавателей для своих чад.

— Наука нашим барышням, что с новеньким приём с выроненным платком может быть сопряжён с проблемами для здоровья, — довольно громко и внятно произнёс какой-то студент, с тремя галунами на рукаве.

Господи, тебе-то какого хрена понадобилось? Мысленно вздохнул я, тут же переключаясь на следующую цель.

— А что Грушин из этих что ли? — округлил я глаза, ничуть не пытаясь приглушить голос.

— О чём вы? — не понял студент.

— Ну, из мужеложцев?

— С чего вы это взяли? — вздёрнул брови третьекурсник.

— Ну как же. Вы ведь только что сказали про барышень и про платок. Ведь определённо имели ввиду Глеба Константиновича.

— Ртищев, — раздался сзади болезненный голос, полный угрозы.

— Да чего я-то. Вы сами послушайте, что говорит этот господин. Прошу прощения, не знаю вашего имени. Позвольте представиться Ртищев Никита Григорьевич, к вашим услугам.

— Княжич Каменецкий Михаил Антонович.

— О как, — изобразил я растерянность.

— И для начала я требую ваших извинений, — продолжил Каменецкий.

— За что? — вздёрнул я брови домиком. — За ваши же предположения в относительно Грушина? Ну-у у-уж не-ет, тут вы сами разбирайтесь. Господи, если не боярич, то княжич,