Сенеки является промежуточным звеном в развитии и трансформации языка и вкуса римлян на пути восстановления классической доктрины, которое произойдет во второй половине I в. н. э. Оно отражает целый период в развитии римского ораторского искусства, от Цицерона до Квинтилиана, сообщая ценные сведения об ораторах и риторах этого периода, иногда даже не упоминаемых другими источниками, об их стиле и методах, а также множество любопытных подробностей об обстановке, в какой произносились декламации, о вкусах слушателей, по-разному реагирующих на выступление риторов: то криками и рукоплесканиями, то молчанием или насмешками (Контроверсии, IX, вв. 5; I, 1, 21; II, 3, 19 и др.).

Практика декламаций вызывала немало насмешек и у самих риторов. Отрицательно оценивал новомодные декламации видный оратор сенатской оппозиции Кассий Север, речь которого была «сильна, обработана, полна замечательных мыслей» (там же, III, вв. 2). Обладатель яркого красноречия, он тем не менее был слаб в декламациях, и объяснял это тем, что даже великие умы отличались только в одном роде творчества: «Красноречие оставляло Цицерона в его стихотворениях; Вергилия счастье его таланта покидало в прозе; речи Саллюстия читают только из уважения к его «Истории»; речь красноречивейшего мужа Платона в защиту Сократа не достойна ни защитника, ни обвиняемого» (там же, III, вв. 8).

Кассий Север четко определяет разницу между красноречием форума и красноречием декламаций, когда объясняет Сенеке, почему ему не удаются декламации: «…взор оратора обращен на судью, а декламатора на слушателей; первый отвечает противнику, второй самому себе; на форуме нет места тому, что не относится к делу, в школьных же декламациях что не лишнее, когда сами они излишни?» — иронически замечает он. «Когда я говорю на форуме, я делаю что-то, но когда декламирую… кажется, будто я действую во сне. Сама задача различна: одно дело бороться, другое — наносить удары по воздуху. Всегда так считали: школа — игра, форум — арена» (там же, III, вв. 12–13).

Но придерживаясь основ древнего практического красноречия, Кассий, как, впрочем, и сам Сенека, не избег влияния своего времени и знаменовал, по словам Тацита, новый период красноречия («Диалог об ораторах», 19). Сенека приводит его красочную, вполне во вкусе современников, речь в контроверсии против человека, увечившего беспризорных детей и заставлявшего их нищенствовать (Контроверсии, X, 4, 2). И этим самым он как бы отдает дань времени, представляя такого выдающегося судебного оратора в качестве примера для подражания в школьных декламациях, а не в судебных речах, что было бы гораздо естественней.

Подобно Кассию, высказывается о декламациях другой судебный оратор, Вотиен Монтан: «Тот, кто готовит декламации, пишет не для тoro, чтобы победить, но чтобы понравиться; он отыскивает всякие соблазны стиля, и обходится без аргументации, которая скучна и мало пригодна для украшения; он довольствуется тем, что прельщает аудиторию сентенциями и амплификациями. Он хочет стяжать успех себе, а не делу»; далее он говорит о разнице между оратором форума и декламаторами, которые «воображают своих противников дураками и отвечают им, что хотят и когда хотят; ошибки их не влекут никакого наказания. Их глупость не стоит им ничего. Когда они приходят на форум и каждый их жест не сопровождается аплодисментами, они или вовсе замолкают, или путаются» (Контроверсии, IX, вв. 1–3)[95].

Действительно, в настоящих судебных процессах далеко не всегда были уместны пространные, перегруженные риторическими изысками речи. Поэтому риторам, выступавшим в судах, приходилось подчас испытывать затруднение и чувство неловкости. Иногда они даже оказывались беспомощными перед аудиторией, как, например, Порций Латрон, которому пришлось выступать защитником в суде триумвиров под открытым небом, и он так растерялся, что начал речь с обмолвки и попросил перенести разбирательство в привычную для него обстановку — базилику, где он давал уроки своим ученикам (там же, IX, вв. 3; ср. Квинтилиан, X, 5, 18).

В другом месте Сенека приводит рассказ Кассия Севера о случае с модным тогда ритором Цестием Пием, лидером антицицероновской партии, который тоже оказался беспомощным в непредвиденных обстоятельствах; неподготовленный к борьбе мнений, возражениям и нападкам, он, хотя и воображал себя красноречивее Цицерона, не смог продолжать речь из-за насмешливой реплики Кассия, вступившегося за честь великого оратора. «Вошел я однажды в зал, — рассказывает Кассий, — в тот момент, когда Цестий собирался читать опровержение на речь Цицерона «За Милона». Исполненный восхищения своими собственными речами, он, по своему обыкновению, сказал: «Будь я гладиатором, я был бы Фуском, будь пантомимом, был бы Бафиллом, а будь конем, был бы Мелиссием». Я не в состоянии сдержать гнев, воскликнул: «А если бы ты был клоакой, то был бы cloaca maximal». Все громко засмеялись, школьники смотрели на меня, спрашивая, что это за грубиян. Цестий же, который собирался возражать Цицерону, не нашел ничего, чтобы ответить даже мне: он заявил, что не станет продолжать, пока я не покину зал» (Контроверсии, III, вв. 16). В другой раз, привлеченный Кассием Севером к суду за оскорбление имени Цицерона, Цестий не смог защищаться сам и взял адвоката (там же, III, вв. 17).

Впрочем, Цестий Пий сознавал свои недостатки и даже считал их необходимыми: «Я знаю, что высказываю нелепую мысль. Но я говорю многое не потому, что это нравится мне, но потому, что нравится публике» (там же, IX, 6, 12). И действительно, Сенека постоянно сетует на испорченность вкуса молодежи, которая предпочитает Цестия Цицерону и учит наизусть его декламации, а из Цицерона читает только те речи, на которые возражал Цестий (там же, III, вв. 15), что она презирает примеры прошлого, в то время как сам он восхищается силой и энергией римлян времен республики, которые могли сравниться с надменными греками, а Цицерон мог быть им противопоставлен (там же, X, вв. 6; Свазории, 6, 7); он высоко ценит Овидия и часто обращается к Вергилию, называя его образцом для подражания.

Сочувствующий сенатской оппозиции, Сенека одобрительно относится к высказываниям о декламациях Кассия Севера и Вотиена Монтана, не будучи уверен в полезности подготовки практического оратора на искусственных воображаемых темах (Контроверсии, I, 7, 15; III, вв. 13–15; IX, вв. 1; X, вв. 12). Приводя их суждения, он, очевидно, намеревался предупредить сыновей от чрезмерного увлечения декламацией. Но в то же время, в противоречие себе самому, он говорит о необходимости декламаций как средства образования будущего оратора (там же, II, вв. 3) и считает красноречивейшими слишком многих декламаторов, заботливо цитируя в качестве образцов красноречия их сентенции и разделения. Правда, в предисловии к последней книге он вносит ясность в свою оценку декламаций, недвусмысленно заявляя: «Мне кажется, что долгое время я не занимался ничем серьезным.