Как я и предполагал, долго изображать обиду Света не стала. Скучно же. Так что не прошло и получаса, как она выбралась из шалаша и, устроившись рядом с мурлыкающим от её поглаживаний Баюном, вновь принялась терзать меня расспросами.

— Ну, хорошо, идея с зеркалами тебе не по нраву, — протянула подруга. — Может, бисер?

— Тоже смотреть нужно, — вздохнул я. — Здесь вообще на диво продвинута технология работы со стеклом, а бисер-то тоже из него делают как-никак.

— Ножи, Ероша! — глядя на то, как я от нечего делать кромсаю веточку уведённым из трофейного лабаза ножиком, воскликнула Света. Я перевёл взгляд на инструмент в моих руках и… согласился.

— А это хорошая идея, солнышко! — протянул я. — С приличной сталью здесь дела обстоят куда хуже, чем с тем же стеклодувным промыслом. И стоят изделия из стали довольно дорого. Баюн, отнесёшь записку профессору?

— И пруток серебра пусть всё же передаст, — заметила Света. — Хоть оно и недёшево, но уж от ста-двухсот граммов ни профессор, ни князь точно не обеднеют! А в пути серебро всё же удобнее, чем те же ножи. Их-то ещё продать нужно.

— Согласен, — кивнул я, строча письмо для Граца, пока двухвостый, довольный грядущим путешествием в Запределье, крутился вокруг, так и фоня нетерпеливым предвкушением. Потрепав котяру по мощному загривку, я усмехнулся. — Не спеши. Набегаешься ещё. Тебе ведь по возвращении от профессора ещё и меня в острог доставить придётся, а потом и вытащить из него.

— Мр-р, — Баюн довольно потёрся спиной о мой бок и, рухнув рядом, с наслаждением потянулся, с лёгкостью раздирая когтями подвернувшееся по лапу берёзовое полешко. Котяра, он котяра и есть. Пусть и огромный.

В столь скандально попрощавшийся с нами Усть-Бийский острог я явился прикрытый максимально мощным мороком, отводящим глаза окружающим. Можно было бы, конечно, воспользоваться обычной иллюзией, но… городок-то совсем небольшой и незнакомые лица в нём — редкость, даже с учётом пребывания в нём всех окрестных жителей. Так что прикрываться чужой физиономией — не выход, особенно если вспомнить, что ныне Усть-Бийская крепость находится на осадном положении. Схватят же моментально! А с отводящим глаза мороком по этому поводу можно не волноваться. Для окружающих я сейчас просто неинтересен. Ну, идёт куда-то молодой парень, и пусть идёт. У окружающих и своих дел хватает, так что времени пялиться на всяких прохожих нет…

Вообще, можно было бы, конечно, сразу прыгнуть в тот же трофейный лабаз и без помех реквизировать у стрельцов одну из стоящих там телег, благо силушки, чтобы утащить её, у Баюна теперь с избытком. А после и пару коняшек прихватить можно было бы таким же макаром. Вон их сколько в поле перед крепостью пасётся… Но, меня прямо-таки тянуло в гости к полусотнику. Интуиция, любопытство или просто шило в пятой точке — чёрт его знает. Но я чувствовал, что мне обязательно нужно наведаться в дом Стояна Смеяновича. И противиться этому ощущению я не стал. В конце концов, в моём прошлом такие предчувствия случались не единожды, и польза от них была для меня очевидна.

Пройти на подворье полусотника оказалось проще простого. Обычно запертые ворота на сей раз были распахнуты настежь, а во дворе царила какая-то нездоровая суета. Челядь и домочадцы Стояна носились как угорелые, что-то таскали в дом, что-то переносили из амбара в погреб и обратно… В общем, веселье в самом разгаре, но мне интересно, а по какому поводу? Переезд у них, что ли, или к празднику какому готовятся?

М-да… насчёт праздника я, пожалуй, поторопился! Да и весельем на подворье полусотника не пахнет. Уж очень кислые физиономии у домочадцев. А у Неонилы свет Брониславны и вовсе глаза на мокром месте. Интересно… а где же хозяин дома-то? Я уже почти все комнаты обшарил, но полусотника так и не нашёл. А если…

Тьфу! Ну, так и есть. Заперся господин начальник всея стрельцов Усть-Бийска в спальне. Лежит, разметавшись на кровати, сопит с надрывом, кажется, даже постанывает еле слышно. Эка его прихватило! А ведь вчера ещё здоров был, что тот бык, и нате вам. Расхворался бедолага, того и гляди на тот свет отправится.

Я поморщился от кислых, затхлых запахов, поселившихся в спальне полусотника, которые даже не думали развеиваться, несмотря на распахнутые настежь окна. Плохо здесь. Болью пахнет, немочью…

Приглядевшись к лицу мечущегося в сонном бреду хозяина дома, я невольно покачал головой. Ещё недавно выглядевший молодым и подтянутым, сейчас полусотник был похож на страдающего от доброго десятка хворей старика. Бледное лицо изрезано глубокими морщинами, на лбу выступила холодная испарина, а сухие, побелевшие губы потрескались так, словно бедолага уже не первый день страдает от жажды.

Глаза полусотника неожиданно открылись и уставились на меня, начхав на мороки и отвод глаз. Слезящиеся, выцветшие глаза, в которых без всякой эмпатии легко читалась боль, терзающая полусотника.

— Пр-ришёл… — прохрипел Стоян Хлябя, не сводя с меня мутного от боли взгляда.

— Пришёл, — вздохнул я, присаживаясь на табуретку, стоящую рядом с ложем полусотника. Покрутив головой, нашёл стоящий на приставном столике кувшин и, понюхав содержимое, перелил ягодный морс в кружку, которую и подал наблюдающему за моими действиями хозяину дома. Тот благодарно кивнул и, ухватив кружку дрожащими руками, приник к ней. Заходил ходуном кадык, и в считанные секунды кружка опустела. Стоян облизнул губы и протянул её мне.

— Спасибо, — уже куда более уверенным голосом проговорил полусотник и еле слышно зашипел от боли. Руки Стояна, сведённые судорогой, задрожали ещё больше, несмотря на закаменевшие мышцы. И хозяин дома не выдержал, застонал в голос. Негромко, но…чёрт, да меня от одного этого звука морозом по коже продрало!

Вспомнив уроки Яговичей, я вздохнул и, вцепившись пальцами в предплечья страдающего полусотника, тихо забормотал выученный наговор. Тихо, но быстро. Ещё и собственной волей помог, вплетая в старинный лечебный конструкт куда более современное обезболивающее из коллекции профессора Граца.

Бледное до синевы лицо полусотника расслабилось, а на щеках даже выступил лёгкий румянец. Стоян облегчённо вздохнул, а я почувствовал, как под моими пальцами расслабляются его мышцы, сведённые судорогой до каменного состояния. Я разжал ладони, и руки полусотника безвольными плетьми упали на кровать. Стоян попытался было ими пошевелить, но добился лишь того, что его пальцы слабо дёрнулись. Тем не