Когда лучший разговаривал с Глебом по телефону, он сказал:

– Я могу выяснить всё досконально, но тут есть большой вопрос: если начну вторгаться в его информационное поле и ломать его защиты, которые, без сомнения, будут, то он меня обнаружит.

– И что? – Глеб в этом ничего не понимал.

– Да как вам сказать… – голос лучшего был глухим, – если хакер, помешанный на кибербезопасности, увидит атаку его данных, он запаникует и тогда может начать уничтожать всё, что может его обнаружить или обременить. Возможно, включая людей, особенно если вы говорите, что есть вероятность того, что он причастен к исчезновению…

– Ясно. – Глеб мгновенно отказался от идеи узнать побольше. Мысль о том, что в панике он «начнёт уничтожать» и под это тотальное уничтожение может попасть Елена, если она вдруг ещё жива, ему совсем не понравилась. – Добудьте, пожалуйста, всё, что можно, чтобы…

– Да, я понял, – быстро откликнулся хакер, – я уже всё добыл, этого немного, но составить мнение – хватит. Отчёт будет у вас на столе в мастерской.

– Спасибо, – произнёс Глеб, подумав, – неужели этот человек настолько хорош, что мог взломать американское посольство, оставшись незамеченным?

Было слышно, что его визави усмехнулся:

– Да какое там! Он, конечно, крутой парень, я не буду возражать, но если вы знаете, как работает система, то ничего взламывать вообще не нужно. Нужно просто уметь эту систему обходить.

– Как это? – не понял Глеб.

– Посольство вообще никто не трогал, – в голосе лучшего послышалась заинтересованность, ему было приятно, что заказчик не просто довольствуется полученным результатом, но и спрашивает о процессе, – похоже, он просто отслеживал переписку наших следаков и подсовывал им подложные письма, а это сделать не сложно. Тем более что всей бумажной волокитой и запросами, уж конечно, занимается не сам следователь напрямую. Да и защита там слабая. Сами понимаете, кто идёт работать в киберсистему безопасности наших, так сказать, «органов» за небольшие деньги.

Никаких реальных писем никто никуда не отправлял. Точнее, запрос из местной прокуратуры ушёл, но никуда не дошёл. И ответ в прокуратуру тоже пришёл, но, разумеется, не из реального посольства.

– Неужели всё так просто? – удивился Глеб.

– Ага, – согласился лучший, – если хватит наглости и знаний это сделать.

– Ого! – Глеб был неподдельно удивлён.

Голос лучшего потеплел.

– Искренне желаю вам удачи и от себя добавлю, я не знаю этого человека лично, но как-то косвенно я имел с ним дело… в общем, осторожнее с этим типом, кажется, берегов у него нет.

– Спасибо. – Глеб был искренне благодарен за совет.

Этот разговор был два дня назад, а сейчас он сидел в машине с пистолетом, обмотанным промасленной тряпкой, и думал о том, как вышло, что в его жизни нормой стали люди без имени. Даже в лихие девяностые ему, ювелиру, имеющему дело с драгметаллами, удалось избежать бандитских разборок и неприятностей, ну, почти.

Пиликнул мобильник, и Глеб едва заметно вздрогнул.

«Привет, ты где? Лялька скучает по деду», – писала Кира.

Он улыбнулся – эти две девчонки были для него самыми дорогими на свете. Он и не чаял хоть когда-нибудь обрести внучку – и любил их обеих. Лялька беззастенчиво этим пользовалась и тоже его обожала, а Кира… кажется, ей вообще не нужна была чья бы то ни было любовь. Будто железный занавес опустился между ней и остальным миром после исчезновения Елены. Он надеялся хоть немного её отогреть, но время шло, а теплее не становилось.

«Скоро буду, зайцы». Он завёл мотор.

По капоту машины застучали первые капли – начинался дождь. Глеб достал из папки несколько листов бумаги и прочёл то, что читал уже несколько раз:

«Левашов Владимир Эдуардович, тридцать семь лет… – потом скучные биографические данные, где же оно, где… – да, вот – дом недалеко от Выборга, координаты… потом – мать умерла тринадцать лет назад». Мать умерла… странно… ведь Елена как раз его мать и оперировала. Только не тринадцать лет назад, а три.

И ещё: «Хакер высокого уровня, мог сфальсифицировать операции с банковскими картами и счетами, сделать подложные письма из консульства или откуда угодно». Это были выдержки из отчёта лучшего, как раз о том, о чём они говорили.

«А вдруг она всё ещё жива?»

Валентин сказал, что вероятность этого меньше, чем один шанс из ста. Восемьдесят пять процентов похищенных погибают в первые сутки, десять – в следующие три дня, четыре процента умудряются продержаться неделю, ну и менее одного – уникальные случаи, которые настолько уникальны, что и говорить о них не стоит.

«Зачем она ему? За-чем?» Мысль о том, что Елену могут изнасиловать и убить, приводила его в неистовство. Куда легче было думать, что она сбежала в Америку. Но он и раньше не верил, а теперь уже знал наверняка, что это не так.

Он взял телефон и полистал фотографии – Лялька хохочет, Лялька ест мороженое, Лялька на руках у Киры… Смеющаяся рыжая девочка и неулыбающаяся худая Кира с короткой стрижкой и отсутствующим взглядом – сердце сжалось.

«Я достану этого ублюдочного хакера, чего бы мне это ни стоило! Даже если она умерла, нам нужно её похоронить, пережить это и как-то жить дальше. Так больше невозможно».

Седой прав: ему следует успокоиться, переждать пару дней и наведаться к господину Дубовцу – Левашову в загородный дом, а если там ничего не обнаружится, то в обе квартиры.

Он смотрел сквозь лобовое стекло невидящим взглядом, ему было тревожно, но в этой тревоге пробивалась хрупким ростком радость – наконец-то что-то происходит.

Что-то происходит, я чувствую, я уже слишком хорошо его знаю – он молчит с самого утра. И я извожусь неизвестностью. Что? Плохо с Машей? Она умерла? Он обещал сегодня приехать и привести меня к ней, чтобы я проверила её состояние.

– Как у тебя дела, милый? – Я смотрю в камеру. – Я по тебе соскучилась, поговори со мной. Как твоя дорогая жена? Ей лучше?

Он не любит, когда я начинаю разговоры, ему нравится моя пассивность и безоговорочное послушание.

Тишина.

Беспечно пожимаю плечами, делая вид, что мне всё равно, беру со стеллажа случайную книгу и, шаркая цепью по полу, иду к своей высокой больничной кровати, ложусь. Открываю наугад, думая о том, что сейчас прочитаю, то и будет. Эдакое детское гадание:

«Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время вслед за чёртом, но я всё-таки и твой сын, Господи, и люблю