Шрифт:
Закладка:
– Смотри, ненаглядная моя, какое диво, – Ратибор, подняв руку с перстнем, указал вперёд. – Будто кусок земли по небу летит. Прямо с кустами да деревами. Да и будто люди на нём… Вот же чудеса!
– Не люди, а пёсьеглавцы, – разглядела Яга, прищурившись да ладонью от солнца заслонясь. – Их это остров летучий… Коли так, значит, и царство ихнее уже близко. Стало быть, схорониться нам с тобой надо.
Открыла Яга котомку, вынула из неё шапку-невидимку, прошептала слова заветные, – и шапка тотчас начала расти, пока не сделалась больше ковра-самолёта и не укрыла надёжно от посторонних глаз и ковёр, и тех, что на нём летел. А вскоре и прибыли Яга с Ратибором к заветной цели. Вот уж можно разглядеть сквозь хмурые облака, что, кажется, вечно укрывают небо над Боудикой, серую воду океана, а в ней очертания самого большого и самого зелёного острова Царства Монстров, что звался Спеарой.
Не так уж много времени из отведённого Чернобогом срока оставалось в запасе. Всё было за то, что надобно сразу к Левсу идти, требовать исполнить давний уговор да просить разрешения поскорее менгиром воспользоваться. Но будто удерживало что-то Ягу от этого шага, словно нашёптывал ей кто-то на ухо: «Погоди! Вприпрыжку дела не сделаешь. Не торопись, а то пожалеешь. Приглядись сначала, посмотри, что к чему». Потому и опустился ковёр-самолёт не рядом с жилищем вожака пёсьеглавцев, а далеко от деревни, в месте, почти неприступном, над обрывом, где хранили Монстры главную свою ценность. Как всегда, сторожили ту поляну отряды самых свирепых воинов. Ни зверь без их ведома рядом не проскочит, ни птица не пролетит. Да вот только не птицей был ковёр-самолёт чудесный, шапкой-невидимкой укрытый и ворожбой Яги защищённый. Тихо опустился он в укромном месте за пышным кустом лещины, ни звука не издал, ни лист рядом не дрогнул, ни травинка не шелохнулась. Сошли неслышно с ковра-самолёта Яга и Ратибор. Сотворила Яга ворожбу – и ковёр и шапка-невидимка мигом уменьшились. Ковёр Яга проворно в котомку спрятала, а шапка так и осталась у неё на голове, продолжала верно служить хозяйке, скрывая её надёжно ото всех посторонних глаз. О том же, что пёсьеглавцы Ратибора углядят, можно было не тревожиться, – обитатели Нави живым обычно наяву не видны, только во сне. Хотя, конечно, всякое бывает на свете… У самого же богатыря, как он увидал чудищ, что менгир охраняли, глаза на лоб полезли от удивления.
– Вот это диво так диво! – ахнул он и зашептал еле слышно:
– Слыхал я, и не только от тебя, что есть в других царствах люди со звериными головами… Но разве ж думал, что сам их когда-то своими очами увижу!.. А вот это, – он указал рукой с перстнем на высившуюся посреди поляны каменную арку, светящимися рунами расписанную, – стало быть, и есть та самая диковина чудесная, о которой ты сказывала?
Не успела ответить Яга, только палец к губам приложила. В тот же самый миг где-то высоко над головой послышался шум, с каждой минутой становясь всё громче и отчётливее. Вскоре показалось из-за облаков тёмное пятно, стало расти на глазах и превратилось в летающий остров. Пригляделась Яга к тем, кто на нём прибыл, и поняла, что в деревню к Левсу идти больше надобности нет, – сам он собственной персоной сюда пожаловал. С ним тигроголовый Ахас, правая рука вождя, в неизменном своём серебристом доспехе, с десяток воинов охраны из разных кланов да дюжины две мёртвых тел, рядами на летающем острове сложенных.
Увидав, сколько мертвяков к менгиру доставлено, выругалась Яга с досады. Это как долго им с женихом теперь ждать-то своей очереди придётся? Так всё время, отпущенное Навьим царём, пройдёт. Верно, нужно вылезать из тайного места да говорить с Левсом, просить, чтоб дозволил первыми менгиром воспользоваться. Хотела уж выйти из своего укрытия Яга, да Ратибор её за руку придержал.
– Погоди, любимая. Чует моё сердце, что-то тут неладно. Давай обождём немного, посмотрим на диковину: как-то она службу свою служит.
Растерялась Яга. Торопилась ведь она, и не могла признаться суженому ненаглядному, что не из-за одного только условия Чернобога спешит. Болело сердце и о том, что действие яблока молодильного скоро должно закончиться. И казалось, что лучше уж умереть, чем предстать перед женихом страшною старухой, коей она по милости своего дядьки сделалась. Увидит её такой Ратибор, думала Яга, и разлюбит вмиг. И то верно, разве ж можно любить такое страшилище? А разлюбит – незачем и жить тогда дальше… Но не могла она сказать о таком, потому только кивнула молча. Что спорить, правда в словах Ратибора была. Яга и сама чувствовала: неладно что-то. Вот только что, пока не могла понять. Так и замерли они, невидимые, за кустом. Ратибору-то нетрудно было себя не выдать, а Яга неподвижно стала и даже будто бы дышать прекратила.
Спрыгнули тем временем с острова летучего Левс и его свита. Стали пёсьеглавцы мёртвые тела снимать да к менгиру подносить. Снова ахнул тут Ратибор, Яге на мертвяков указал. И опять та лишь кивнула молча в ответ – сама уж углядела, что в этот раз пёьеглавцы не обычных мертвецов оживлять привезли. Были среди тел, в ряды на летучем острове сложенных, не только звероголовые чудища, но и люди.
Что и говорить, было такое для Яги в диковинку. Сколько ни смотрела она на менгир через блюдечко своё серебряное, всегда видела, как Монстры своих же товарищей оживляют – пёсьеглавцев убитых. Но в этот раз у покойников головы были не звериные, а самые что ни на есть человеческие. Рассмотрела мёртвых Яга: три мужчины и две женщины, все молодые совсем, почти что дети. И одеты так, как одеваются нынче в Яви. Одна девица, как мужчина, в штанах синих, узких-преузких – как такие вообще и натянуть-то на себя можно? А у другой волосы патлами разноцветными выкрашены, на туфлях каблучищи огромные, как колодки, а сарафан розовый узок да короток, ничего не прикрывает, всё исподнее наружу… Одно слово – срамота. Но не
