Шрифт:
Закладка:
Нхика прикусила язык, осматривая комнату. При дневном свете атмосфера была иной: лакированное дерево сияло золотом, а комнатные растения уютно устроились в каждом возможном углу. Полки вдоль изгиба корпуса лодки были уставлены книгами и журналами, а идиллическое отражение воды танцевало по потолку.
Она выбралась из постели, осознавая, как она грязна в этом ухоженном домике на воде. По сравнению с тем, что ей довелось пережить, его еда выглядела совсем неплохо, хотя и была далеко не на уровне поваров Конгми.
Ей было непривычно делить трапезу с ним, и если бы Кочин дал ей это блюдо неделю назад, она бы подумала, что оно отравлено. Но Кочин ел, как будто они делали это каждый день, и что-то в ней оттаяло при виде его собственного комфорта. Теперь, в теплом свете домика на воде, она заметила его Яронгские черты, которых раньше не замечала: темноту его глаз, изгиб носа, волну в волосах — все это скрывалось за бледной Теуманской кожей.
— Мы отправимся после завтрака, — сказал он.
— Ты обещал мне ответы.
— Ответы будут, когда мы доберемся до места.
— Сначала ответы.
Его прорвало на смех. — Ты неисправима. Один ответ сейчас, бери или оставляй.
Нхика задумалась. Пока было так много, что ей нужно было узнать, она вспомнила о Конгми, и её первый вопрос был в их пользу. — Какой мотив мог быть у доктора Санто, чтобы убить господина Конгми? Он любит эту семью.
— Он любит свои исследования больше.
— Но господин Конгми? Они были партнерами, друзьями. Это не могла быть единственная причина, жизнь, законченная ради научного престижа. Она не была уверена, невероятно ли это, или просто не хотела в это верить.
— Единственный грех господина Конгми — это его праведность. Он обнаружил, что научные методы доктора Санто были незаконны. Подделаны. Невоспроизводимы, — ответил он, бросая на неё темный взгляд. — Он сказал доктору Санто признаться, или сделает это сам, а доктор Санто не воспринимает ультиматумы легко.
Сердце Нхики упало. — И вот тут ты вступаешь в дело.
Кочин кивнул, переходя комнату к сундуку под своей кроватью, из которого он вытащил конверт. Когда он вернулся, он положил его перед ней, рядом с её заброшенным завтраком. — Пару месяцев назад я получил это письмо под дверью лавки.
Нхика взяла конверт между пальцами, ища его разрешения открыть его. Он медленно кивнул.
Она прочитала краткое письмо внутри:
Мне нужны твои особые таланты. Конгми Вун Куань досаждал мне слишком долго; он препятствие, которое должно быть устранено. Я оставлю на твое усмотрение, как это будет выполнено. Не оставляй свидетелей.
И помни, я знаю.
Дюжина вопросов вспыхнула у неё в голове — что он знает? И как доктор Санто узнал о целительстве сердца Кочина? Но один вопрос особенно беспокоил её: — Ты сказал ранее, что исследования доктора Санто были незаконны. Незаконны в чем?
Улыбаясь, Кочин щелкнул языком. — Мисс Суон, я полагаю, я согласился только на один вопрос, — сказал он и оставил это так.
Они подняли домик на воде вверх по реке. Несмотря на то, что он был таким домашним, Нхика не понимала, что это также была функционирующая лодка. Сидя у руля и рычага на носу, Кочин вел их к внутренним частям Теумаса, используя гражданские водные пути и избегая коммерческих барж.
В течение долгого путешествия она сидела рядом с Кочином на носу, её ноги свисали за борт, и голые пальцы ног почти касались воды. В основном они молчали, но ей было достаточно просто наблюдать за городом под углом, которого она никогда не видела раньше: рыбацкие лодки и яхты, дно мостов, которые она знала только с трамвайных рельсов, малые части жизни людей, которые она улавливала на краю воды. Районы было сложнее различить при путешествии по воде; речушки вились, прокладывая извилистые пути вокруг города, не подчиняясь строгому порядку дорог. Было утешительно чувствовать, что вода принадлежала ей, даже если остальная часть города не принадлежала.
Скоро они покинули урбанистическое сердце города и оказались на его сельских окраинах. Здесь террасные фермы заменили индустриальный пейзаж, а темные крыши домов скрывались среди деревьев, а не наоборот. Несмотря на то, что Теумас был мал по сравнению с соседними странами — город-государство состоял только из Центрального Теумаса и его окрестностей — Нхика никогда не была так далеко в стране. Вся её жизнь была заключена в пределах двенадцати районов Центрального Теумаса.
Когда их домик на воде отъехал от основных водных путей и направился к внутренним, Нхика отстранилась от воды и посмотрела на Кочина.
— Сколько еще? — спросила она.
— Час или около того. Это… прошло много времени.
— Когда ты в последний раз был дома?
Он сжал губы, глаза устремлены на горизонт. — Три года назад.
Семья в пределах одного дня пути, и он не видел их три года. По его печальному взгляду она поняла, что это было не просто из-за забвения. — Что случилось?
— Я… я расскажу тебе, когда мы приедем, — сказал он. — А как насчет твоей семьи?
Он снова избегал ответов, но она уловила тревогу в его выражении и решила пропустить этот вопрос. Мало кто искренне спрашивал о её семье. Некоторые клиенты пытались, стремясь разрядить атмосферу, пока она смешивала настойки и тоники. Обычно она резко отвечала: «Мои родители погибли, когда я была маленькой, а бабушка умерла в пожаре». Но она не хотела закрываться перед Кочином.
— Я мало знаю о том, кто они были в Яронге. Знаю только, что моя бабушка по материнской линии была матриархом целителей сердца, и когда Далтани вторглись, деревня объединилась, чтобы помочь ей бежать в Теуман. Они знали, что в противном случае её интернируют. Она встретила семью моего отца в Теумане, и мои родители влюбились, когда были детьми. Как мне рассказывали, мой отец был в море, когда я родилась, но увидел трех бакланов, летящих низко над водой, и каким-то образом понял, что я появилась на свет, поэтому умолял капитана повернуть обратно к берегу. Мама рассказывала эту историю, когда мы считали дни до возвращения отца из моря, но я никогда никому её не рассказывала. У моих родителей была судьбоносная любовь, которую я не могла себе представить, в основном потому, что бабушка часто советовала мне скрывать свой дар, а кто может любить тебя, если они даже не знают тебя?
— У моей матери было похоже, она тоже
