— Чёрт, — пробормотала она.

— Что?

— Это Трин. Должно быть, он последовал за мной, — сказала она, понимая, что оставила салфетку на прикроватной тумбочке.

Трин стучал кулаком по двери. — Нхика, я просто хочу поговорить. Я тебе верю.

Он верил ей. Сможет ли он продолжать верить, если найдет ее с человеком в маске? С комком вины в горле, Нхика почувствовала, как её разрывает на две части: привести Конгми их убийцу и очистить своё имя, или помочь целителю сердца сбежать, чтобы узнать его историю?

— Что ему нужно от тебя? — спросил Кочин. Он уже завязывал разорванную рубашку и надевал поверх неё халат.

— Они наняли меня, чтобы вылечить Хендона. — Но он уже знал это.

— Точно, — водителя, которого я спас.

Её мысли споткнулись на его формулировке: спас. — Это был ты, кого он вспомнил в тот день в лисьей маске, но когда он проснулся, он подумал, что это была я.

— Тогда иди со мной. — Настойчивость в его голосе сбила её с толку. — Ты не в безопасности с ними. Но я могу отвести тебя в безопасное место, подальше от этого хаоса.

Не в безопасности с Конгми? — Но я не та, кто убил их отца, — сказала она, слова поймали его, как сеть. — Это ты.

Кочин остановился посреди выпрямления халата, наблюдая за ней. — Ты собираешься выдать меня? — спросил он. Их взгляды встретились, бросая вызов друг другу заговорить. Нхика глянула на пистолет на столе, задаваясь вопросом, не схватится ли он за него. Вместо этого он раскинул руки, словно обнажённый на её операционном столе. Внизу Трин продолжал стучать, пока она не услышала, как замок вылетел из двери.

Ей не нужно было выдавать его. Ей нужно было просто стоять здесь, непоколебимо, пока Трин не поднимется к двери; как-то она знала, что Кочин не уйдёт от неё. Всё же она колебалась, даже когда услышала, как паркет заскрипел на этаж ниже. — Почему ты это сделал? — потребовала она, её губы сжались в тонкую линию.

Его глаза стали настороженными. — Потому что я должен был.

— Потому что он узнал, кем ты был? Потому что он угрожал тебе? — Нхика не была уверена, почему ей нужно было это знать, почему она надеялась, что его объяснение оправдает его. — Пожалуйста, Кочин.

Его выражение лица говорило о внутренней борьбе. — Я принял много решений, чтобы оказаться там, где я сейчас, — начал он, взвешивая слова. — Теперь демон пришел за своим. Но тебе не обязательно стать следующей. Я не хочу, чтобы ты оказалась такой, как я.

Он сказал нечто подобное раньше, когда её нож был в его животе; тогда она подумала, что он имел в виду убийцу. Теперь она была не уверена. — И кто это, в точности?

Он замер, словно вопрос удивил его, прежде чем произнести: — Гравер крови. — Слово прошло между ними как дурное предзнаменование, и он протянул ей руку, его вытянутые пальцы были приглашением. — Пойдем со мной, Нхика. Я прошу тебя довериться мне.

Он скрывал от неё тайны. Он убил человека. Он направил на неё пистолет.

Но Кочин не нажал на курок. Кочин дал ей книги о целителях сердца. И Кочин был таким же, как она, целителем сердца, и по той же причине он не смог её застрелить. Она почувствовала, как делает шаг к его руке. Потому что она так долго жила в засухе, что даже если этот колодец был отравлен, она всё равно выпила бы из него.

Нхика принялась действовать, подперев дверь стулом и передав ему его лисью маску, на случай если Трин прорвется.

Они выбрались через пожарную лестницу, спрыгнули с лестницы и приземлились за мусорными баками, где Кочин отодвинул деревянные ящики, чтобы открыть канализационный люк.

— Поможешь? — попросил он, присев у крышки. Вместе они подняли металлический люк, открывая туннель в темноту.

Вверху раздался грохот, за которым последовал голос. — Нхика! — Это был Трин, стоящий на вершине пожарной лестницы. Его глаза расширились, когда он увидел Кочина в маске. — Что ты делаешь?

Она знала, как это должно выглядеть: она здесь с замаскированным убийцей Конгми. Нхика отвернулась от интенсивности его взгляда, зная, что все его подозрения подтвердились. Она хотела сказать ему, что вернется с ответами на все вопросы — но она не могла вслепую выдать Кочина.

— Ты… — Его выражение, всегда такое суровое, теперь было разбито недоверием. Руки Трина сжали перила, словно он был готов прыгнуть с высоты трех этажей. — Мими была права.

— Пойдем, Нхика, — сказал Кочин, протягивая ей руку в канализационный туннель. Его глаза манили её из-за маски.

Нхика колебалась, застыв в нерешительности, замерев между вытянутой рукой Кочина и стальным взглядом Трина. Мгновение тишины установилось, разреженное лишь пронзительным скрипом канареек. Теперь дело было не в какой-то ничтожной сумме хемов; речь шла о данных и нарушенных обещаниях, спасенных и потерянных жизнях, найденных и оставленных друзьях. Перед ней стоял выбор: помочь первой семье, которая ей доверилась, или последовать за последним человеком в городе, который мог по-настоящему её понять. Между этими двумя выборами всё было просто.

— Если знаешь, что для тебя лучше, — сказала она, — не следуй за нами.

Трин ударил кулаком по перилам, заставив старый металл задребезжать. — Они доверяли тебе! — Трещина в его голосе пронзила её сердце ледяным осколком. В его голосе была не скрываемая злоба, и она знала, что он с самого начала ждал этого момента, причины не доверять ей. Что ж, вот она.

Нхика отвернулась, глядя вместо этого в канализационный люк. Она подавила мысли о Мими, Андао или Хендоне, которые оказали ей гостеприимство. Нет, вместо этого она думала только о Кочине, о одиночестве, развеянном резким прикосновением. — Это была их ошибка, — пробормотала она.

Затем она взяла Кочина за руку.

Глава 17

Нхика и Кочин бежали через канализацию. В таком городе, как Теуман, даже системы канализации имели порядок. Тем не менее, она спотыкалась, почти неуклюже в темноте, полагаясь больше на его руку, обхватывающую её, чем на свои глаза. В этой черноте она видела Трина, очерченного силуэтом магазина, его глаза замерли в предательстве. Она моргнула, стараясь забыть этот образ.

Кочин, казалось, запомнил путь наизусть, поворот за поворотом. Решетки и ливневые стоки освещали их путь полосками угасающего света, закат переходил в сумерки, пока они продолжали идти. К тому времени, как они подошли к широкой прибрежной решетке, луна уже поднялась, заливая каменистые берега доков серебром. Это был знакомый ей вид: резкие контуры доков на фоне океана