****

Когда-то очень давно, пару тройку веков назад здесь располагалось королевство. Вернее, не здесь, а там, дальше, на севере за обширным зеленым лесом. А, быть может, и прямо посреди его чащи, ведь этот лес чуть ли не старее окружающего полуостров Тихого моря.

Как-то раз король с королевой спешили домой к себе в замок со своего очередного торжественного приема. Сильный ливень обильно орошал землю, и их позолоченная роскошная карета, запряженная четырьмя сильными породистыми лошадьми, мчалась со всей скоростью, то и дело трясясь и подпрыгивая на кочках. Дорога тогда была брусчатой и серой — крупные плоские камни были равномерно выложены на поверхности, и им был не интересен ни дождь, ни спешный ход кареты.

Иоанн был не в духе — на приеме он узнал о том, что его жена изменяла ему с придворным конюхом, который предоставлял такие превосходные лошади для кареты. «Как только приедем, велю страже сначала заковать его в темницу, а затем и отсечь голову», - думал он угрюмо.

Аканта тоже была не в духе — на том же приеме она узнала о том, что ее муж изменял ей с придворной садовницей, которая предоставляла такие превосходные цветы для торжественного визита. «Как только приедем, велю страже сначала заковать ее в темницу, а затем и отсечь голову», - думала она угрюмо.

Король и королева правили вместе уже тридцать лет. Они устали друг от друга, но понимали — для того, чтобы удерживать власть твердыми руками, нужно держаться вместе и использовать сильные стороны друг друга для максимального достижения целей. Иоанн был сильным, суровым и харизматичным узурпатором. Аканта была красивой, умной и расчетливой повелительницей интриг. Когда-то они любили друг друга, но это было так давно, что об этом даже нечего и говорить. Сейчас же они просто находились в нерушимом союзе правления и власти.

Тем не менее, Иоанн очень любил садовницу, а Аканта очень любила конюха, и никто из них не хотел идти на уступки. Из-за это их нерушимый союз начинал постепенно трещать по швам в роскошной кабине кареты, в окна которой со всей своей яростью бил крупными каплями наотмашь холодный ливень. Они не бранились, не кричали друг на друга, выплескивая гнев и негодование по поводу предстоящих в замке событий. Они просто смотрели друг на друга, сидя напротив. Их глаза блестели яростью и просчетом: каждый думал о том, каким образом сможет перехитрить другого и выйти победителем из этой схватки.

Их кучер Констант еле управлялся с неистовыми лошадьми, которые мчались во весь опор во имя исполнения замыслов своих повелителей. Вот еще одна дорожная неровность, и карета подскочила на один бок, чуть не завалившись полностью, и лишь искусное мастерство Константа не дало королю и королеве улететь в кювет. Оставалось проделать пол пути до их замка, где все служащие, придворные и родственники с нетерпением ожидали своих правителей, не зная, какой скандал ожидает их по приезду хозяев.

Констант промок с головы до пяток — его тонкая грубая накидка из войлока не могла спасти от обильных падающих с неба ударов. По лицу, прикрытым до носа широким платком, остервенело хлестал разбушевавшийся ветер. Констант едва видел перед собой путь, и лишь многолетний опыт и доскональное знание дороги позволяло ему управлять каретой и продвигаться вперед на такой бешеной скорости, как того хотели король и королева.

У Аканты всегда при корсете, спрятавшись за складками ее многочисленных шикарных платьев, находился тонкий и острый кинжал, заключенный в кожаные ножны. Она знала, что настанет тот день и тот час, когда придется его использовать. Этот час настал. Осталось лишь усыпить бдительность короля своими выверенными речами и нанести роковой удар.

Иоанн славился своей железной хваткой и могучим ударом, способным одним махом замертво повалить человека. Он много воевал, непосредственно сражался бок о бок со своими верными людьми и очень любил сам сражаться на личной арене против искусных бойцов, приезжавших со всего королевства на бой. Иоанн смотрел на Аканту и прикидывал, как лучше всего нанести удар, чтобы все выглядело как можно естественнее и тише — все-таки работать придется в ограниченном пространстве и в стесненных условиях.

Проблема заключалась в том, что они слишком хорошо друг друга знали (все-таки тридцать лет вместе), и каждый понимал, что другой готовит что-то похожее. Иоанн и Аканта выжидали подходящей минуты, чтобы поймать точный момент расправы. А нескончаемый дождь все лил и лил, отбивая яростный ритм на обивке кареты и пытаясь пробиться внутрь.

Где-то совсем близко загремел гром, и вспышка молнии на миг осветила Константу дорогу, а Иоанн и Аканта увидели яркий свет в окне кареты. Решив, что это знак к началу, они начали действовать. В ту же секунду прогремел второй раскат грома, и карету вынесло с дороги в ближайшее дерево.

Во время вспышки Констант увидел перед собой прямо посреди дороги маленького белого кролика, который с невозмутимым видом смотрел своими красными, пронизывающими пространство глазами на кучера, как будто совсем не беспокоился о надвигающейся со всей скорости на него огромной массы кареты. С лошадьми произошло нечто странное: они взбеленились, изо рта пошла пена, словно какое-то страшное наваждение накинулось на них со стороны белого кролика.

Лошади резко дернулись в сторону с дороги, Констант не смог никак с ними управиться, и на большой скорости карета вылетела в дерево за дорогой, перевернувшись несколько раз. Кучера вынесло с его места на землю — он больно ударился левым плечом в падении об находившийся неподалеку кустарник, который, тем не менее, смягчил ему приземление и, возможно, спас жизнь. Не обращая внимание на жгучую боль в плече и многочисленные царапины и синяки на теле от падения, Констант ринулся в сторону лежавшей навзничь кареты. Своим весом и силой удара она сразила наповал, как большим острым топором дровосека, одиноко стоящее худенькое дерево так, что от него остался только осиротевший, небольшой пенек.

Ливень прекратился, и черные тучи рассеялись, выполнив свою темную работу, а на небе показался бледный просвет. Констант добежал до кареты, и перед ним открылось страшное зрелище. Королева лежала на земле, ее глаза были широко открыто, однако она была мертва. Острый тонкий кинжал был вонзен ей прямо в сердце, и красный круг крови в районе груди уже разрисовал ее шикарное платье меткой смерти. На угасшем лице Аканты стояло выражение удивления и некоторого удовлетворения, будто она не ожидала такого поворота событий, но на последнем издыхании приняла