Шрифт:
Закладка:
Тимур идет за Юфимом первым. Прапор и мама переглядываются, еще раз обводят фонариками церковь и тоже идут на выход, разочарованные и угрюмые. Серый с Вадиком послушно идут впереди мамы.
– А где вороны? – спрашивает Тимур, светя фонариком на дорогу.
– Они живут дальше, за пределами нашего холма, – Юфим, не оборачиваясь, машет рукой в сторону закрытых ворот.
Прапор и мама идут позади. Серый отчетливо слышит их перешептывания.
– Куда они могли деться? Марина, может, сходить за границу? Мы не проверили только там, а возвращаться к Верочке вот так…
– Завтра. Ночь уже, я в темноте по хмари уже ходила – больше не хочу, – шепчет мама в ответ и вздыхает. – С Верочкой я уж как-нибудь поговорю… И верни пистолет, пожалуйста. И надо раздать оружие другим.
– Извини, но пока нет, – заявляет Прапор. – А то опять пальнешь в какую-нибудь тень с перепугу, а это окажется Зет.
– Слушай, сами Михась с Васильком уйти не могли. Они же шашлыки сегодня устраивали, улья смотрели, никуда не собирались! Значит, что? Что их увели! Так что верни пистолет, я хочу быть готовой к приходу новых гостей. Вдруг они ночью придут?
– Вот в караул пойдешь – тогда верну. Насчет автоматов – выдам парням. Серый умеет стрелять?
– Конечно! У него отец был полицейским!
– Что думаешь? – тихо спрашивает Серый, толкнув Вадика в бок. – Ну, про чужих?
Вадик наклоняется к нему.
– Что нет никаких чужих. Ты лучше нашего хозяина спроси, куда эта сладкая парочка делась.
Серый хмурится. Да, он чувствует, что Юфим имеет отношение к исчезновению, но это всего лишь смутное ощущение. Даже догадок нет – на их месте лишь размытые тени. И то лишь из-за семян в кармане.
– Паленые волосы, – шепчет Вадик. – Внутри алтаря, в кубке с семенами хозяин жег волосы.
– Ой, смотрите! – ахает мама позади, и они дружно оборачиваются.
Мама наклоняется у одной из оград и шарит под невысоким кустом акации. Кладбищенскую тишину разрывает громкий шелест целлофана. Прапор подходит ближе, светит, и Серый заключает:
– Михась и Василек все-таки здесь были. Это пакет из нашего дома.
В руках мамы покачивается пакет, в котором Василек хранил свою отрезанную косу.
Серый моментально вспоминает, как Василек предлагал косу хозяевам в качестве оплаты, а ему посоветовали придержать ее на потом, потому что это «слишком много». И затем жутковатая легенда о васильках, запах паленого в церкви и семена в кармане Юфима сплетаются в ослепительное, пробирающее до самых костей знание.
Глава 17
Серого прибивает, пришибает так, что дорогу до дома он воспринимает словно сквозь толщу воды: все далекое, гулкое и искаженное. Вот мама и Прапор что-то обсуждают за спиной, кажется, что-то про проверку деревни, вот Юфим провожает их до самых ворот, вот Тимур обнимает выскочившую Олесю и молча качает головой, а вот Верочка стоит, вцепившись в косяк, и темные пряди ее волос ярко выделяются на фоне белой кружевной шали. Голубые глаза такие огромные, что в них можно утонуть.
– Что значит нет? Он должен быть там! Вы просто плохо смотрели! – бормочет она. – Марина, вы плохо смотрели!
– Там нет, Вер, – мама подходит, осторожно прикасается к ее плечу. – Но мы не проверили деревню.
– Но что им делать в деревне? – растерянно спрашивает Верочка.
– Да, что могут делать два человека ночью в пустом доме? – саркастично шепчет Вадик. – Потрясающая наивность!
– Что? – переспрашивает Верочка. – Что ты сказал?
Эти слова выдергивают Серого из созерцательного состояния. Он пихает брата в бок, тот послушно замолкает, хотя его взгляд так и сочится неодобрением. Но уже поздно.
– Миша и Вася?.. – тянет Верочка и качает головой с нервным смешком. – Глупость какая! Они друзья! Миша меня любит, у нас все замечательно. Они, наверное, правда пошли в деревню… А там… Там же нет щита… Они потеряли дорогу, просто заблудились. Их надо найти.
Она отталкивает маму, сходит с крыльца, делает пару шагов к деревне и с оханьем хватается за живот.
– Больно… – растерянный, беспомощный тон бьет по нервам.
Серый подхватывает ее под руку. Первую мысль, что это, подсказывает сама Верочка удивленным:
– Ой, это… уже?
– Уже?! – подхватывает Прапор. – Это… В дом! Срочно в дом! Это… что надо-то? Марина, скажи чего-нибудь!
Серый еще никогда не видел, чтобы этот мужчина терялся, но вот он – исторический момент. Впервые в жизни Прапор не знает, как реагировать, и начинает бестолково суетиться и размахивать руками. Тимур и Вадик дружно белеют, Олеся молча прижимается к Тимуру. Юфим же спокойно подхватывает Верочку под другую руку, они вдвоем с Серым ведут ее в дом. Догадка о родах испаряется со словами мамы:
– Еще слишком рано!
Спокойствие покидает Прапора окончательно, а в голове у Серого поселяется гулкая черная и очень страшная пустота, с каждой секундой разрастаясь все сильнее. Что делать, как помочь? В их группе нет ни одного толкового врача…
– Сначала следует зайти в дом и уложить Веру Петровну, – говорит Юфим. – Тимур Ильясович, Вадим Алексеевич, будьте так любезны, сообщите моему брату, что Вера Петровна очень сильно перенервничала. Марина Викторовна, застелите диван полотенцем или простынею. Вера Петровна будет огорчена, если испортит обивку. Вера Петровна, дышите между спазмами и будьте спокойны. Я знал женщину, которая родила четырнадцать детей. Поверьте, с ней во время беременностей случались вещи и пострашнее, чем эта нелепица. А вы идите на кухню и вскипятите воды в кастрюле побольше, найдите самого крепкого вина или водки и чистые тряпицы, – велит он Прапору.
Паника разбивается о спокойствие хозяина, словно шторм о гранитные скалы. Беспорядочное движение сменяется четким. Тимур и Вадик бегут в усадьбу, диван оказывается покрыт тканью, Прапор исчезает в недрах дома, одним словом, всем находится какое-то дело. Один Серый сидит рядом с Верочкой. Его разрывает от противоречивых желаний: с одной стороны, нестерпимо хочется убежать, чтобы не видеть и не слышать, как ей плохо, с другой – жжет осознание, что ее нельзя бросать. Верочка вцепляется в его руку так, что белеют пальцы, и только это удерживает Серого от истерических воплей. Он знал, что роды – это больно, но не знал, что это еще
