Из алтаря, закрывая собой все, выступает высокая фигура в белом, сияющая и ослепительная. Тимур издает оглушительный вопль:

– Ангел!

Вереща, он отскакивает назад. Вадик шарахается прочь от дверей. Серый от них не отстает – полный ужаса вопль гонит не хуже плетей. По ушам бьет выстрел, и ангел небрежным, каким-то ленивым движением наклоняет светловолосую голову набок. Пуля выбивает каменную крошку на стене позади него – буквально в сантиметре от того места, где еще секунду назад была голова.

– Как нелюбезно с вашей стороны, Марина Викторовна… – укоризненным и очень знакомым голосом говорит ангел и спокойным, совсем человеческим движением отряхивает темные брюки.

Серый понимает, что никакой это не мраморный ангел, а очень даже живой Юфим в белой рубашке, и сияние ему придает самый обычный желтый свет от их собственных фонарей.

– Господи, Юфим Ксеньевич! – ахает мама, опустив руки. – Простите, бога ради, я не хотела!

– Дура! Дура, в царя мать! – рявкает Прапор и отбирает у нее пистолет. – А ты идиот! – набрасывается он на Тимура и в сердцах отвешивает ему оплеуху. – Чтоб еще раз заорал под руку! Я тебя на трёх березах раскорячу и через сито пропущу! Из-за тебя чуть человека не убили, етить-колотить! Что бы мы потом Зету говорили?!

Он еще пару раз отвешивает Тимуру подзатыльник и останавливается, когда Юфим перехватывает его руку.

– Не нужно рукоприкладства, – доброжелательно говорит хозяин. – Все же ничего не случилось.

– Ладно, – кивает Прапор и поддает Тимуру ногой по пятой точке. Тот пролетает пару шагов, спотыкается об обломки колонны и цепляется за остатки каменной стены, чтобы не упасть.

– Сударь, я же просил! – восклицает Юфим.

– Про ногоприкладство речи не шло! – с достоинством отвечает Прапор и выдыхает. Руки у него едва заметно дрожат. – Вас точно не задело?

Юфим с неизменной улыбкой пожимает плечами и трет ухо, мимо которого пролетела пуля.

– Меня спасла привычка наклонять голову, – говорит он. – Но что вы здесь делаете в такое время?

– Михась и Василек, – отвечает Прапор. – Мы их так и не нашли. Это последнее место, где мы не искали.

– Ах да, Тимур Ильясович справлялся о них у Зета Геркевича, – вспоминает Юфим, и тон у него такой безразличный, словно он припоминает ничего не значащую мелочь. – Что ж, их здесь нет, как видите.

– А что вы здесь делаете в такое время? – спрашивает мама, отдышавшись.

Серый в который раз поражается ее самоконтролю. Вот так взять и отложить переживания на потом может не каждая женщина, а уж маме с ее тревожностью, казалось бы, это вовсе не по силам. Однако нет. Она всегда собирается, делает все, чтобы выплыть, и только потом плачет и переживает. Вот и сейчас она искренне испугалась, что выстрелила, но едва убедилась, что человек цел, как взяла себя в руки и пошла в наступление.

– Время уже позднее, что вы тут делаете?

– О, ничего секретного. Можете посмотреть.

Юфим взмахивает рукой по направлению к алтарю, и мама светит фонариком внутрь. Серый невольно придвигается ближе, загораясь любопытством. Первое, что он видит, – прямоугольный короб, накрытый красной тканью. На нем стоят горящая свеча и затейливая чаша из желтого металла, подозрительно похожего на золото. Спустя секунду мозг узнает в непонятном предмете импровизированный престол, обычный для любой церкви. Чуть дальше, как и полагается по всем канонам, располагается жертвенник. Вопреки всем известным Серому правилам тот заставлен красивыми тарелками с самыми разными овощами, фруктами, встречается и жареное мясо. По церкви пробегает ветер, огонек на свече дрожит, и Серому чудится едва уловимый запах чего-то паленого.

От понимания, что близнецы пользуются алтарем по самому прямому назначению, перехватывает дыхание. Постоянные визиты Юфима на кладбище сразу становятся понятными.

– Вы что делаете? – возмущенно говорит мама. – Вы что тут устроили?!

– Алтарь для богослужений? – с легким оттенком непонимания говорит Юфим и выгибает бровь.

– Сразу видно, что вы в этом ничего не смыслите! На престол нужно положить Евангелие и крест, на нем хранятся лишь Тело и Кровь Христовы для служений. Эту свечу следует переставить к горнему месту, и она должна быть не одна – должен быть семисвечник, – наставительно говорит мама. – И что вы устроили на жертвеннике? Это место для хранения священных сосудов, а не стол для еды! Нужно убрать всю пищу и обязательно поставить крест и зажечь лампаду!

Юфим кивает, улыбается, но не двигается с места, а в глазах пляшет ирония. Он явно не собирается ничего менять.

– У вас много знаний, Марина Викторовна, и мы всегда готовы вас выслушать, – вежливо говорит он и напоминает: – Но у вас сейчас другие дела, не так ли? Ваших друзей здесь нет, как видите. Впрочем, они могли просто уйти из этой деревни.

– Не могли они уйти без предупреждения. Они даже вещи не взяли, – бросает Прапор хмуро.

– Отчего вы так решили? – безмятежно отзывается Юфим и разворачивается к престолу. – Мы никого не держим. Если кто-то того пожелает, то может уйти в любой момент. Особенно когда самое сокровенное уже исполнилось и желать больше нечего.

Он что-то достает из чаши, заворачивает в платок, выходит, закрывает царские врата, оставив свечу гореть внутри.

– Что это у вас? – тут же интересуется мама.

Юфим протягивает руку и разворачивает платок. Все невольно подходят ближе и смотрят, в том числе и Серый. На белой ткани лежит пара продолговатых коричневых зерен с пушком у широкой части. Они грязные, будто присыпанные пеплом. Вадик морщит нос и отворачивается.

– Палеными волосами пахнут, – едва слышно поясняет он Серому.

– Семена? – удивляется мама.

– Да, это семена Centauréa, или по-русски василька синего, – говорит Юфим. Он шевелит пальцами, и семена перекатываются по тонкому хлопку, стукаясь друг об друга. – Очень интересный цветок. Когда-то в Риме жил синеглазый юноша Цианус. Он так любил васильки, что целые дни проводил в поле, плетя венки из них. Всю жизнь он воспевал эти цветы, и больше ничего другого не желал. Жизнь его, впрочем, оказалась очень короткой. Однажды его нашли в поле мертвым, а его тело было усыпано васильками. Богиня Флора так растрогалась, что обратила его тело в васильки. Чудесная легенда, не правда ли?

Ночью, в разрушенной церкви посреди кладбища, да еще рассказанная человеком, обладающим какими-то мистическими силами, эта легенда кажется вовсе не чудесной, а леденящей душу. Серый невольно делает шаг назад.

– Но то Рим, – продолжает Юфим, рассматривая семена в задумчивости. – В Риме васильки были всего лишь сорняками. Они заполоняли поля, с ними сражались и выкорчевывали с корнями. Безуспешно, ведь василек – очень стойкий и упрямый цветок, он выживает даже в