Шрифт:
Закладка:
– По съедобным растениям всё растащили. Учебников ОБЖ вообще нет.
Серый пожимает плечами.
– Ну… будем считать, они кому-то помогли. Пошли к Ленину?
– Сейчас, – Вадик тянет его к полкам с художественной литературой. – Пару книжек подберу, а то по вечерам делать нечего… А тут ничего так выбор! Жюль Верн, Браун, Стивен Кинг…
Из кармана куртки появляется вязаная авоська. Пока Вадик с энтузиазмом нагружает авоську книгами, Серый подходит к окну и смотрит на улицу. Хмари пока не видно.
– Тебе что-нибудь взять? – спрашивает Вадик.
– Не надо, – не соглашается Серый. – Я не особо люблю читать…
Вадик отмахивается и шагает к стеллажам с табличкой «18+»
– Читать обязательно надо! Народ, не знающий истории, обречен повторять ошибки! – наставительно говорит он и погружается в раздумья. – Так, чего бы тебе взять… О! Мифы народов мира. Восемнадцать плюс. Это должно быть интересно, предки были затейниками. Истории про Локи супер, особенно та, где он в кобылу превратился… Ага, скандинавские есть…
– Бери и пошли, пока хмарь не налетела.
Вадик одним широким жестом сгребает несколько книг с мифологией и идет вперед Серого к выходу. Они благополучно добираются до площади. Прапор и Тимур подходят через пару минут.
– Не нашли? – риторически спрашивает Прапор и кивает на авоську: – А это что?
– Михася с Васильком не нашли, нашли библиотеку! – бодро рапортует Вадик. – Вот, набрал почитать, а то дома ничего нет, кроме журналов и любовной чуши.
Прапор вздыхает, недовольно хмурится, но молчит и командует возвращаться.
Хмарь налетает на полпути к дому, но они уже идут к границе и даже не успевают надышаться.
Мама стоит на парадном крыльце и с облегчением пополам с разочарованием смотрит на их приближение.
– Не нашли… – бормочет она, обнимает Вадика, ерошит волосы на голове Серого и кивает Тимуру с Прапором.
Вадик протягивает ей книги со словами:
– Утешительный приз. Мы библиотеку нашли.
Мама принимает авоську и молча идет в дом. Хлопает дверь гостиной, и Верочка начинает плакать. Чувствуя себя последним трусом, Серый проскакивает мимо, взбегает по лестнице и прячется в их с парнями комнате. Руки сами хватают карандаши с бумагой, белые листы расцвечиваются линиями и штрихами. Образы льются, топят сознание, даря сладостное забытье. Серый выплескивает из себя все, что видел и чувствовал, и в конце концов в голове наступает пустота.
Через пять рисунков и пять минут к нему скребется Тимур.
– Можно? Или ты еще не настрадался?
Серый отрывается от альбома, смотрит на друга мутными глазами и понимает, что спина уже давно ноет.
– Да я не страдал… – бормочет он и потягивается.
– Ну да, верю, – Тимур выразительно выгибает бровь, кивая на альбом и заходит. – Верочка успокоилась. И пришли хозяева, принесли подарки к рождению девочек. Выйди, что ли, поздоровайся. И отвлеки свою мамку, а то у меня такое чувство, что она их хочет расчленить.
Вздох, который вырвался из груди Серого, мог бы надуть паруса.
– Иду.
И идет, еле переставляя ноги. Тимуру приходится даже ткнуть его под ребра, чтобы он не споткнулся на лестнице.
– Юфим Ксеньевич, Зет Геркевич, здравствуйте! – здоровается Серый, заходя в гостиную.
– Здравствуйте, Сергей Алексеевич! – здороваются хозяева. Они стоят у журнального столика, заваленного бумажными пакетами и свертками.
А в гостиной неспокойно. Олеся напряженно застыла над колыбелью с детьми. Верочка полусидит, откинувшись на подушки, бледная, но решительная. Мама, склонившись, горячо ее отговаривает от чего-то.
Серый заходит на середине разговора:
– Вер, не надо…
– Отстань, Марина! Если не они, то никто! – горячится Верочка.
И для женщины, которой сделали операцию, у нее очень бодрый и звонкий голос.
– Вера, это плохая идея!
– Отстань, Марин! – отмахивается Верочка, глядя на хозяев. – Я хочу попросить!
– Вера, не смей! – шипит мама.
– Я хочу попросить! – не отступает Верочка. – Верните мне моего мужа, Михася!
Мама отшатывается, сжимает губы в полоску, а руки – в кулаки. Ей явно хочется треснуть подругу по голове.
А Юфим с Зетом переглядываются, шепчутся между собой.
– Только вашего мужа? – уточняет Юфим.
Верочка без колебаний кивает.
На губах Зета расплывается ехидная ухмылка. Юфим одергивает его и отвечает:
– Хорошо. Ваш муж вернется завтра утром.
У Серого в голове возникает большой и очень круглый вопрос: «Что? Серьезно?»
– Значит, они у вас? – не выдерживает мама.
– Что вы, Марина Викторовна! Чтобы я пустил к себе в дом посторонних? Абсурд! – говорит Зет.
Мама молча разворачивается и выходит, отпихнув Тимура с дороги. В тоне Зета отчетливо слышится смех.
Глава 18
Михась действительно возвращается после завтрака, вялый, потухший. Он молча снимает в прихожей кроссовки, проходит на кухню, где бросает на стол рюкзак, набирает воды и долго пьет. Прапор и мама пытаются что-то выпытать из него, возмущаются, спрашивают. Михась смотрит на них с видом человека, к которому пристают с невероятно глупыми вопросами. Его безразличное молчание злит. Мама начинает орать и требовать, чуть ли не стучать кулаками и топать ногами. Кафельные стены просторной кухни отражают звук, отчего крики превращаются в невероятный гам. Серый, Тимур и Вадик наблюдают, забыв про то, что нужно промывать рис и что-то делать с продуктами.
Когда мама в запале хватает Михася за грудки и трясет, что с их разницей в росте смотрится комично, появляется Верочка. Серый даже забывает о том, по какой причине кричат. Пусть вид у нее еще болезненный, но без живота, с непривычно тонкой талией, подчеркнутой широким поясом, Верочка неимоверно хороша.
– Миша! – восклицает она, и мама, опомнившись, замолкает, отступает.
Михась ставит стакан на место и шагает к ней, сгребая в объятья.
– Прости, я напугал тебя. Ты родила. Как девочки? – выговаривает он, и слова падают обрывистыми звуками. Михась будто слишком долго говорил на другом языке – он делает долгие паузы, вспоминая, выговаривает с непривычной манерой, чуть хрипящей, мягкой.
Серый почему-то обращает внимание на его волосы. Они темные, по-прежнему короткие, но… как-то иначе. Аккуратнее. Словно только что из-под машинки.
– Хорошо, – Верочка не обращает внимания ни на что. Она вся прячется на груди мужа, вжимается, обнимает за пояс, взмахнув кружевной шалью, словно белыми крыльями.
Михась гладит ее по голове, целует в макушку, вздыхает. Вся его фигура, лицо и глаза
