Шрифт:
Закладка:
Когда Джек возвращается за мной, я не задерживаюсь. Несмотря ни на что, я хочу, чтобы прогресс с лечением брата продолжался, и сделаю всё для этого. Если мне нужно быть с Джеком поласковее — я готова. Пытаюсь задвинуть нашу ссору в дальний угол сознания и собираюсь поблагодарить его за всё, что он сделал, но за его спиной вырисовывается ещё одна фигура. Это Шей.
Опускаю голову и держу язык за зубами.
— Ты готова? — спрашивает Джек. Мне кажется, он напряжён.
— Да.
В атмосфере неловкости мы втроём идём к джипу, и то время, которое я хочу провести наедине с ним, Шей отнимает у меня своим присутствием.
— Он что-нибудь сказал? — спрашивает Шей непринужденно.
— Нет. Отец его допросил, но тот ничего не видел.
Мы подходим к джипу, и я собираюсь сесть на заднее сидение.
— Мне нужно сделать ещё кое-что. Встретимся позже, — к моему облегчению, говорит Шей Джеку. Он скользит по мне взглядом, и мне не нравится то, насколько он оценивающий. Парень удаляется, натягивая на себя серый пиджак и засовывая руки глубоко в карманы.
Я сажусь в машину.
— Ты решила, куда хочешь поехать? — вопрос Джека на мгновение застаёт меня врасплох. Он уже спрашивал меня сегодня. Я не думала об этом, особенно после нашей ссоры.
— Не знаю. — всё, чего я хочу, — поговорить; я хотела помириться с ним до того, как он сделает одно из двух: убьёт Киана или вышвырнет Деклана на улицу. — Здесь есть где-нибудь поблизости парк? — на людях я буду чувствовать себя в большей безопасности.
Джек заводит двигатель.
— Не так далеко отсюда крепость. Или мы можем прогуляться вдоль Бойна.
— Крепость звучит заманчиво, — прогулка вдоль реки безопасной не кажется. В глубине души я понимаю, что Джек никогда не причинит мне вреда, но всё же боюсь той другой его стороны, о которой получила представление.
— Папа водил меня в крепость, — уставившись в окно, любуюсь тем, как мимо проносятся магазины Наваны. Я не впускаю в своё сердце ненависть и боль; вместо них позволяю счастливым воспоминаниям наполнить мои мысли. — Мы гуляли здесь и устраивали пикники. Это было весело.
— Звучит здорово, — тон парня сух, и я замолкаю. Может, я ему надоела?
Молчание затягивается, но Джек наконец произносит:
— Это и в самом деле звучит мило. У меня никогда не было такого с отцом.
Я рассматриваю профиль Джека, он кажется расстроенным.
— Он водил меня в парки, но мы не устраивали пикников и не гуляли.
— А чем вы занимались? — спрашиваю я.
— Я отбирал игрушки и сладости у других детей.
— Ты был всего лишь ребенком, — я встаю на его защиту.
— Отец заставлял меня делать это. Такова была часть моей подготовки.
Мой желудок сжимается, и я снова сморю на Джека, выискивая ложь, которой не может не быть в его словах.
— Подготовки?
Парень притормаживает перед светофором, но не поворачивается ко мне.
— Да, чтобы я понимал, что значит отбирать что-нибудь у ни в чём неповинного человека.
Я не нахожу, что сказать. Что за отец творит такое? Может, таким извращённым способом он пытался преподать ему хороший урок? Едва ли.
— Мне кажется, он хотел воспитывать тебя, показывая, как делать не надо, — осторожно подбираю слова. В конце концов, мы говорим о Лиаме О’Ригане.
Джек сворачивает на стоянку, расположенную за аллеей, ведущей к крепости. Выключив зажигание, он вынимает ключи, но так и не поворачивается ко мне.
— Нет. Он готовил меня к тому моменту, когда я должен буду быть безжалостен.
Внутри вновь всё сжимается, и я опять не знаю, что ответить. Как жестоко. Как неправильно. Неудивительно, что Джек был полон ненависти и сыпал ругательствами, когда мы были детьми. Я хочу дотянуться до него, я хочу обнять того маленького мальчика и сказать ему, что это не его вина.
В характере Даны нет жестокости; такие уроки ей не преподавали. Сомневаюсь, что она знала что-нибудь о делишках своей семьи. Мы никогда не говорили об алкоголизме моей матери, так же как никогда не говорили о преступной деятельности её родных.
— Дана не знает, не так ли?
Джек наконец-то смотрит на меня.
— Нет, и так будет и впредь.
Я поспешно киваю. Мысленно задаюсь вопросом, чему ещё в детстве научил его отец. Учил ли он своего сына, как задушить человека — то, что сделал Джек с Мясником?
— Конечно. Я не скажу ей, — быстро заверяю я Джека под его пристальным взглядом. Он отстёгивает свой ремень и придвигается вплотную ко мне, склоняет голову, его губы в миллиметре от моих. Я судорожно сглатываю, и от желания волоски встают дыбом на моей коже. Вопреки моему ожиданию, он меня не целует.
— Ты хочешь быть с Кианом? — его вопрос заставляет меня отшатнуться.
— Что?
— Просто ответь мне честно, — Джек протягивает руку и касается моих волос. В его словах я чувствую ранимость, и какая-то часть меня задумывается, не использовать ли это в своих интересах. Поступив так, я буду ничем не лучше его отца.
— Я вообще не рассматриваю Киана в таком качестве для себя.
Джек прислоняется своим лбом к моему, и его дыхание обжигает мои закрытые глаза.
— Мне невыносима даже мысль, что он прикасался к тебе.
Его слова вызывают у меня мурашки. Как будто кто-то может сравниться с Джеком. Это всё равно, что пытаться зажигать свечу в центре торнадо.
Невозможно.
— Для меня невозможна сама идея, что кто-то другой прикоснётся к тебе.
Я распахиваю глаза и встречаюсь с ним взглядом… мой желудок делает сальто. Сердце начинает бешено колотиться, и всё, о чём я могу думать, — это то, что и мне невыносимо думать о том, что кто-то прикасается к нему. Слова уже готовы сорваться с губ, но я не отпускаю их.
Вместо этого наклоняюсь и целую Джека. Он мгновенно отвечает на мой поцелуй. Своими большими ладонями он обхватывает моё лицо, и я проталкиваю язык ему в рот. Он открывается навстречу мне, и наши языки встречаются. Тело проснулось и забило тревогу; все мои чувства признают его, и я придвигаюсь ближе, подталкивая парня назад, пока он снова не откидывается на своём сидении. Разрываю поцелуй, но не собираюсь останавливаться.
Встаю на колени и склоняюсь над ним, снова впиваясь в его губы. Джек не отрывается от моего рта, и я чувствую, как сидение сдвигается назад, а его губы медленно покидают мои.
Он протягивает руки ко мне и приподнимает меня так, что я оказываюсь сидящей на его коленях. Парень потирается о меня каменным стояком, упирающимся в