Шрифт:
Закладка:
— Да уж ясно, что не знаешь, — проворчал Тулум. — На то и расчет был — чудище тебя потом само найдет. Только никакого «потом» для тебя не будет.
Зарни пожал плечами, давая понять, что ему уже все едино.
Тулум, глядя на бледное, покрытое каплями пота лицо бывшего придворного гусляра, внутренне лишь посмеивался. Нет, этому человеку еще очень далеко до безразличия. Он будет цепляться за жизнь до последнего.
— Почему ты не покончил с собой? — задумчиво произнес он. — Ардван мечтает четвертовать тебя и ждет того мига, когда я скажу, что ты мне больше не нужен. Если бы не мое заступничество, тебя бы уже медленно пилили деревянной пилой…
Ответом был новый взрыв злобного хохота.
— Потому что хочешь жить! — уверенно сказал Тулум. — Хоть каким. Ну что, ты выбрал? Руки или ноги?
— Что бы ты ни задумал, желтоглазый див, ты сделаешь со мной все, что пожелаешь. Я не буду помогать тебе в этом.
— Если ты не выберешь, я отрежу тебе все, — ровным голосом отвечал Тулум. — Крылатому зверю ведь все равно, мужчина ты или нет и сколько у тебя конечностей. В последний раз спрашиваю, руки или ноги?
Верховный жрец повернулся и бросил куда-то в сторону:
— Займитесь им.
Зарни взвизгнул:
— Руки оставьте!
Тулум усмехнулся. Зарни услышал эту усмешку, и его аж перекосило от ненависти.
— Что с царицей-то? — глумливо выкрикнул он. — Ардван ее уже казнил? Наверно, страдал и мучился, глядя, как она умирает, а потом ночью плакал в одинокой постели? Может, еще песенки бездарные об этом складывал? Хотел бы я их послушать!
Тулум вздохнул:
— Затяните оковы потуже. Настойку красавки уберите, не понадобится…
По полу со всех сторон зашлепали шаги. Зарни завыл и забился в оковах. Больше он ничего не мог сделать…
— Вещий Зарни! — послышался с берега голос Варака. — Дозволь побеспокоить!
Воспоминания отхлынули, тускнея и отдаляясь. Слепец перевел дух и повернулся на звук.
— Что тебе?
— Пришла девочка… Ну та, Кирья. Звать на плот?
Глава 5. Незримые стрелы
В просторной палатке, обтянутой голой морщинистой шкурой неведомого зверя, было тепло и уютно. В вытяжное отверстие краем заглядывал дневной свет, и выскобленная шкура, казалось, тоже мягко светилась. Гусляр и его именитый гость сидели на пушистых мехах. В жаровне рдели угли. Варак принес подогретую душистую медовуху на травах и с поклоном поднес всем по очереди — Учаю, Зарни и Кирье. Та, скромно устроившись поближе к выходу, в беседу мужей не лезла, но так и пожирала гусляра взглядом.
— Вот, свалилась мне на голову, — рассказывал Учай, кивая на девочку. — Представь, с таким же мальцом шли сам-друг по лесам и болотам от самой Вержи. Хорошо хоть дривов по пути встретили. Те, узнав, чья она сестра, предложили сопроводить Кирью до Ладьвы в целости и сохранности. Странно, от награды отказались. Я предложил старшему, Варлыге, вступить в мое войско, сразу десятником, — не захотел. Видно, мало предложил… Или честь слишком велика…
Зарни слушал и кивал. Пальцы его, как всегда, блуждали по струнам лежавших на коленях гуслей, извлекая едва слышные мягкие созвучия.
— Вот теперь думаю, что с ней делать. Я к походу готовлюсь, к чему бы ее приставить? Женской работы много, да пристало ли сестре повелителя готовить и стирать с прочими бабами? Отослать домой? Мне все время шлют вести о каких-то чудищах за Вержей. Брат Ошкай пропал…
— Я слыхал, — произнес Зарни, — твоя сестра обучалась на Ивовом острове у добродей?
— Кто это тебе сказал?
— Слухами земля полнится… Позволь, однако, заметить, что ведунья-добродея, даже недоученная, куда полезнее, чем просто стряпуха или даже лекарка…
Сын Толмая кивнул:
— Вот и я так подумал. Ты, Зарни, ведь и сам не чужд колдовства.
— Милостью богов, кое-что могу.
— Еще как можешь! Помню, как ты навел чары на вождей ингри и открыл им мою божественность…
— То не я — то сам Шкай явился, — сказал Зарни. — Я лишь помог людям узреть его волю.
— О да… Твои вещие песни…
Взгляд Учая затуманился. «Богиню свою вспомнил», — подумал Зарни.
Несколько мгновений Учай сидел молча.
— Любимая, где же ты… — прошептал он. — Как давно я не видел тебя…
Затем тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сказал гусляру:
— Словом, вот тебе Кирья. Хочешь учить — учи. Авось выйдет толк.
Лицо Зарни обратилось к девочке. Белые глаза уставились прямо на нее.
— Кирья… — проговорил он, словно пробуя слово на вкус. — Что значит это имя на языке ингри?
Девочка замешкалась с ответом — она во все глаза смотрела на слепого гусляра. Изборожденное морщинами худое спокойное лицо. Гордая осанка; пугающе-неподвижные белые глаза; седые с рыжиной пряди, свисающие вдоль лица… Ноги укрыты пятнистой рысьей шкурой, но даже под ней заметно, что их нет выше колен… Так это он и есть — великий чародей, о котором ей твердила Локша, которого так почтительно поминала сама Калма? Тот, кто посылал ей на помощь дух черного крылана? Тот, кого обе чародейки назвали ее настоящим отцом…
— Кирья — «солнечная», — спохватившись, ответила девочка. — Так назвал меня отец, Толмай. Видно, за рыжие волосы.
— Занятно, — пробормотал Зарни.
Пальцы на струнах заметно дрогнули, издав неожиданно резкий звук.
— Ты хочешь учиться у меня, Кирья?
«Да», — хотела ответить она сразу. Но, чуть подумав, спросила:
— А чему ты будешь меня учить?
Зарни улыбнулся и поднял руку, подзывая Варака. Когда тот подошел, гусляр прошептал ему что-то на ухо. Ученый раб быстро вышел.
Вскоре Варак вернулся и откинул полог входа, пропуская входящих. Трое юношей — вернее, подростков, возрастом немного постарше Кирьи, — вошли в палатку, почтительно поклонились Учаю и Зарни и встали перед входом. Двое были тощие, длинноносые мальчишки-дривы, третий — белокурый красавец Хельми. Каждый держал в руках маленькие незатейливые гусельки.
— Вот мои ученики, будущие певцы и сказители, — объяснил Зарни. — Они сами выдолбили гусли, сами натянули и сладили струны. Песни им, правда, слагать еще рано. Это великое искусство, дар богов. Его надо заслужить упорным трудом. Сейчас они разучивают те, которым учу их я…
— Твой слуга говорил, что ты хочешь учить Кирью играть на гуслях, да я не поверил, — с сомнением повторил Учай. — Ее, девчонку? Гусляры воинов в бой ведут, богам славу поют. А она что? Затренькает, запищит — курам на смех!
С места, где
