Следовательно, для тестирования феноменов экстрасенсорной перцепции прежде всего необходимо объективизировать невербальные коммуникации в парах индуктор — реципиент, в диалоге. В частности, такие исследования, как было показано выше, свидетельствуют о том, что существует бессознательный имитируемый след собеседника, с которым мы встречались. В зависимости от особенностей нашего поведения и действий собеседника след может быть продолжительностью от пяти до пятнадцати минут.

Следовательно, если, исходя из фанатической веры в экстрасенсорную перцепцию, спросить: «Можно ли сбить истребитель взглядом?», ответ должен быть следующим: «Возможно, если до этого существовала некоторая связь лётчика с прогнозируемым индуктором». Подобный ответ не содержит ничего нового. В многочисленных фильмах встречаются сюжеты следующего содержания. Он готовится к чемпионату мира и в ночь перед решающим поединком в его постели оказывается прелестная блондинкабрюнетка; он должен принять решениесовершить подвиг, но некая встреча меняет его судьбу.

Невербальные коммуникации являются важным, но не единственным условием успешности пси-опыта, (другим условием являются геомагнитные факторы). М. Persinger(1985) анализировал случаи объективно доказанных предсказаний смерти и болезни родственников сензитивами и одновременно геомагнитную активность во время предсказаний. Все случаи наблюдались в период 1967–1978 годов и были верифицированы реальными событиями. Оказывается, что в день предсказания, за семь дней до и после предсказания геомагнитная активность (Ар) оказалась ниже, чем среднемесячные данные года. Таким образом, была высказана гипотеза, что высокий фон Ар маскирует эффект перцепции.

Так как более высокие цифры геомагнитной возмущённости вызывали индуцирование психических заболеваний (Корнетов с соавт., 1988), то наше совместное обсуждение проблемы с М. Persinger привело к созданию гипотезы об адаптивной сущности эффектов экстрасенсорной перцепции. Для проверки гипотезы в 1987 году (Makerec, Persinger, 1987) он проанализировал сто девять случаев спонтанных ЭСП-эффектов, которые были верифицированы с указанием точной даты и времени и сопоставлены с Ар и АА геомагнитными индексами за период наблюдения феноменов.

Оказалось, что в семидесяти восьми случаях индексы были ниже в день эффекта, а также на расстоянии + 5–7 дней. Если ЭСП наблюдалась в дни магнитных бурь, то предсказание оказывалось неточным. При изучении экспериментальных серий телепатических опытов (Persinger, 1987) двадцать три положительных опыта из сорока за четырехмесячный период эксперимента приходились на минимум геомагнитной возмущенности, а по мере снижения успешности в серии повышалась геомагнитная возмущенность. Интересно, что такая же антикорреляция обнаруживается при сопоставлении телепатических сновидений, то есть тех сновидений, которые подтверждались, и геомагнитной возмущенности. В эти же дни, по нашим данным, снижалось число острых психозов.

В вышеперечисленных исследованиях также подчеркивается, что пси-эксперименты успешнее в дни полнолуний, это относится также к предсказательным (телепатическим) сновидениям, проскопическим сновидениям. Из последних работ, кроме того, делается неожиданный вывод: сновидения носят скрытую невербальную коммуникативную функцию, то есть в период сна происходит некое общение, но это одновременно означает, что я могу увидеть не свой, но чужой сон. Чей сон я вижу и кто видит мой сон, — этот вопрос остаётся открытым, но начинает немедленно эксплуатироваться создателями фильмов о Крюгере, в сериале «Кошмар на улице Вязов», и «Коматозники». Если S. Freud считал, что сновидение является символическим исполнением желания, то указанные исследования показывают, что сновидения являются символическим исполнением желания кого-то Другого. Но это же показывает, что мои фантазии и переживания на самом деле не мои, но могут принадлежать Другому.

S. Krippner (1988) показывает, что в русле исследований перцепции находится также изучение паранормальных явлений при выявлении саморегуляции и граничных значений человеческого «потенциала». Он ссылается на работы Д. X. Шустер, В. Л. Райкова, Г. А. Китайгородской, Д. Н. Узнадзе. Сам автор аккуратно переводит всю проблему в плоскость будущего психологии и связывает её со скрытым потенциалом.

Международные исследования по психокинезу и экстрасенсорной перцепции начались в 1972 году после описания эффектов Ури Геллера и его экспериментов с металлами. Уже в 1980 году супруги W., М. Jo Uphoff указывают, что подобные исследования на серьезной базе ведутся в десятр странах, в основном физиками, психологами, психиатрами.

В этот период описывается феноменология эффектов. Затем, после неясных лакун в публикациях, к концу 80-х годов интерес к этой теме вновь усиливается, но акцент переносится на поиск сензитивов и моделирование экстрасенсорной перцепции. В этот же период поговаривают о «новом Распутине в Кремле» и всеобщем увлечении в верхах СССР паранормальными явлениями. Появляются метанаучные публикации и психоэнергетика становится эпидемией.

Вообще-то идея моделирования экстрасенсорной перцепции, по-видимому, принадлежала еще Н. Тесла, который призывал к «объективизации тонкой энергии». Такая объективизация уж? с первых работ над психокинезом М. Кийото осуществляется в принципах биологической обратной связи между некоторыми физиологическими показателями (КГК, ЭЭГ, ЭКГ и т. д.) и состояниями сознания, конкретной психопатологией или эмоциональным состоянием. К настоящему времени системы обратной связи между ЭЭГ и сознанием включают: преобразование ЭЭГ в мозговую карту; преобразование мозговой карты в аудиальном или визуальном канале с контролем испытуемых вариаций в каналах.

Данные технологии широко используются в поведенческой терапии пациентов с депрессиями, страхом, тревогой, бронхиальной астмой. Многолетние работы Ramamurthi (1979, 1982, 1985) позволили первоначально в аналогичной системе моделировать состояние сознания йогов, а затем разработать поведенческую терапию эпилепсии, головной боли и депрессии.

В последних работах указывается, что максимальное субсидирование исследований ЭСП приходится именно на работы по биологической обратной связи (Green, 1986; Иванова, 1997).

К кругу работ по изучению понимания феноменов экстрасенсорной перцепции относятся также психология намерений и психология субъективной семантики, так как эти направления занимаются сложными знаковыми системами бессознательных психических процессов.

Так, отмечается, что эффекты ЭСП вполне могут рассматриваться как семантические переносы, то есть проекции невербальной области в вербальное поведение, а психокинез — как проекция невербально-невербального типа. Е. Ю. Артемьевой (1986) также описаны явления автоматического творчества проскопического типа, обусловленные универсальностью символической функции сознания. Именно в этом направлении принято обсуждать ретроспекцию при употреблении галлюциногенов или в условиях сенсорной депривации, когда возможно погружение в «глубины бессознательного» (Krippner, Dilard, 1991).

Е. Ю. Артемьева рассказывала мне, что результаты некоторых экспериментов, частично описанных в ее докторской диссертации, было невозможно объяснить системой классической психологии, но они прекрасно описывались межмодальными бессознательными переносами. В частности, она демонстрировала испытуемым фотографию церкви, частично реконструирован ной после пожара в XVI веке, и просила их (испытуемые понятия не имели об истории архитектуры), описать, по возможности, некие события, связанные с данной церковью. Большая часть испытуемых достаточно точно описывала исторический фон вплоть до некоторых деталей пожара. Именно явления переносов срабатывают тогда, когда за музыкой мы видим пейзаж, говорим, что это дело «плохо пахнет» или архитектуру называем застывшей музыкой.

Теоретическое обоснование экспериментов по ЭСП обычно сводится